— Кстати, ты бы все же добавил соли. А еще лучше было сразу прижечь, а то вон, смотри, она уже начала молодой кожей зарастать…
— Но… этого просто не может быть! — теперь и он заметил, что нанесенные им раны ведут себя как-то странно.
— Вот и я о том же! Может, тебе подсунули некачественный марганец, а? Тут же должен быть страшный химический ожог, я верно понимаю?
— Заткнись! Заткнись! Заткнись!
Стук молотка сопровождался неприятным хрустом и моими комментариями:
— Молодец! Я же говорю, надо было сразу начинать с пальцев. А еще можно вырвать ногти, насыпать в перчатки соли и надеть их. Только смотри, чтобы с солью тебя тоже не надули.
Палач снова вскочил и что-то схватил со стола.
Пила. Обычная одноручная ножовка, лезвие которой было покрыто засохшей кровью предыдущих жертв.
— Ты уверен? — удивленно вскинул я бровь, — Прямо здесь? Тут же вон, ни кровостока, ни фиксаторов. Давай-ка, помоги добраться до стола. А то я даже и не заметил, когда ты успел подрезать мне сухожилия. Кстати, еще неплохо работает вкручивание шурупов. Только их нужно не в мякоть, а в кость — например, в стопы или в ладони. Еще можно просверлить череп — ощущения просто непередаваемые! Да ты сам вспомни свои визиты к стоматологу!
Тут он не выдержал, и ударил меня в первый раз.
Хорошим, мощным и поставленным хуком, вынуждая голову дернуться назад и удариться затылком в стену. Клацнули зубы.
— Ай! Я же чуть язык не прикусил!
И он снова ударил. И еще раз.
— Хм. Левша?
Теперь на левой руке его появилась перчатка с короткими металлическими шипами.
— Вот, молодец. Надо же беречь себя, верно? А то еще поцарапаешься о зубы, а оно нам надо?
На пару минут пришлось мне таки заткнуться, чтобы не откусить себе нечаянно язык — иначе весь кайф от этой пытки пропадет. И все это время садюга использовал мою голову в качестве боксерской груши.
Крошились зубы.
Лопалась и рвалась кожа.
В ушах звенело, в глазах темнело и двоилось, а после удачного удара — даже троилось.
Кажется, лопнула правая барабанная перепонка, а часть скальпа осталась на шипах перчатки.
Мутузил он менянесколько минут, хрипло ругаясь по-английски и на своем ломанном немецком, осыпая меня проклятьями и обещая устроить мне Ад на земле.
Скучно, однообразно, без особой фантазии.
В общем, расстроил меня этот нехороший человек.
Наконец, он оставил голову моего несчастного сосуда в покое и уселся рядом. Правой рукой, на которой не было перчатки, достал из кармана платок и вытер им со своего лица пот и кровь.
Мою кровь.
— Что, устал? Бедолага…
Я постарался, чтобы в голосе моем прозвучало искреннее сочувствие.
— Ты посиди, отдохни. И придумай уже что-нибудь действительно интересное! Надеюсь, до пошлого выдирания ногтей, дробления коленей и отрезания мошонки ты не опустишься? Ну же, давай, удиви меня, представитель высшей розовой расы человечества!
— Что! Ты! Такое?!
— А пока ты думаешь, чем бы меня удивить, я могу рассказать тебе о богоизбранности еврейского народа. Или откуда на самом деле произошли твои предки арии. Или на чьих идеях базируется идеология Рейха, и какое таким, как ты, было бы отведено место в прогрессивном национал-социалистическом обществе господствующей розовой расы. Маленькая подсказка: тебе бы оно не понравилось.
— Заткнись! Заткнись! Заткнись!
И снова на мою голову обрушился град безжалостных ударов.
Откуда только у него снова силы взялись? Определенно, у меня есть талант вдохновлять людей на подвиги. Может, заделаться коучем и открыть собственные курсы по мотивации?… Буду этим, как говорят русские, «инфоцыганом». Надо как-нибудь подумать об этом на досуге.
— Стой! — улучил я момент между ударами, — Да прекрати же ты!
Он остановился, занеся кулак для очередного удара.
— Закурить есть?
— Не курю, — нахмурился садист.
— Жаль. Тогда мы могли бы тушить окурки о мою грудь или лоб…
— Hässlicher Bastard! (и еще много невнятных и обидных слов на немецком с ужасным акцентом и со множеством ошибок)
И опять моя голова превратилась в боксерскую грушу.
Говорят, что когда хочется заснуть, то считают баранов. Баран у меня здесь был лишь один, и поэтому я считал удары — уж их-то оказалось предостаточно!
…Шестьдесят восемь, шестьдесят девять…
— Чего ты улыбаешься, der Schmutz? Разве ты не понимаешь, что тебе не уйти живым? У меня купили твою боль и твою жизнь люди, которых ты обидел! А я всегда хорошо выполняю работу, за которую мне хорошо платят!