Тощий и здоровяк направили стволы своего оружия в мою сторону.
— Понимаешь, Александр, — продолжил их хозяин, — Каким-то совершенно невероятным образом ты оказался единственным среди всех этих ряженых клоунов человеком, который таки ухитрился сохранить свою жалкую Искру нетронутой. Чистая, мать твою, как слеза младенца душа.
Он ухмыльнулся.
— И насчет тебя у меня есть одна интересная мыслишка…
Лысый щелкнул пальцами, и с их кончиков сорвалась ослепительно яркая крупица пламени. Она ударила прямо в опору лесов, и те начали заваливаться набок. Вместе со мной, разумеется...
Первое, что я услышал, когда пришел в себя, это были стоны умирающих и веселый треск горящего дерева.
Первое, что я почувствовал, когда пришел в себя, это был вкус крови во рту и сладковатый запах горящей плоти.
Первое, что я увидел, когда пришел в себя, это был немигающий взгляд того, кто на самом деле оказался Люцифером, Падшим Ангелом и Владыкой Ада…
— Очнулся? Хорошо, значит, не придется тебя тащить, — улыбнулся он, а потом запрокинул голову и закричал, словно обращаясь к самим Небесам, — Ну что, Отец, этого ты добивался? Теперь тебе достаточно душ, прожорливый ты старикашка?! Знай, что все эти смерти — на твоей совести, и это — мое тебе послание. Надеюсь, что ты его получишь и не станешь медлить с ответом! И не вздумай игнорировать меня, как ты обычно делаешь. Иначе мне придется повторить это снова…
И, к моему удивлению, небеса ответили ему!
* Примечания Захарии
Хеллер — что-то вроде «Адский» или «Преисподний» от английского «Hell» (Ад).
Энджел — получается Ангельский или Ангелов, от английского «Angel» (Ангел).
«Изгоняем тебя, дух нечистый…» — здесь и далее приведены слова формулы изгнания дьявола из одержимого им тела, используемой католическими экзорцистами.
Золотому Тельцу — как он сам позже признался, Люцифер пытался воспроизвести сцену казни членов правления корпорации «Муби» из фильма «Догма».
Глава 24. Летописец Дьявола
— Ну что, ты закончил? — Владыка нетерпеливо склонился над моими записями.
— Почти, Повелитель.
— Мда. Неужели я действительно выглядел так жалко со стороны?
— Скорее… не вызывающим опасения.
Черный коготь подцепил мой подбородок и заставил меня запрокинуть голову так, чтобы наши с Люцифером взгляды встретились.
— Лжешь?
— Льстю. То есть льщу.
— Ладно, давай побыстрее заканчивай, итак уже на себя вон сколько бумаги извел.
О том, что я веду записи собственной кровью, он почему-то умолчал. Ну конечно — пергамент ведь куда ценнее. Впрочем, а разве у меня есть выбор?
* * *
Стены церкви вздрогнули, и все иконы разом вспыхнули. Сквозняк пронесся по заполненному трупами помещениями, опрокидывая свечи и раздувая пламя. Как тут не поверить в волю небес? А если так, то…
…Неужели все, о чем говорил этот безумец, считающий себя Люцифером — правда? И эти трое перебили две сотни прихожан и священников, пока я был без сознания? Похоже, что Книга не лгала, и вот он настал, час искупления и расплаты.
— Ну что, смертный, — серые глаза, в которых плясало отражающееся пламя, уставилось на меня, — Ты готов услышать мое предложение?
— А у меня есть выбор?
— Молодец, — лысый усмехнулся, — Но на самом деле есть. Итак, мне нужен летописец. Люцифер и его деяния достойны того, чтобы память о них хранилась долгие тысячелетия, как это случилось с героями вашей любимой книжонки, пропитанной ложью, лицемерием и жаждой власти над толпой покорных баранов.
Он пнул валявшуюся неподалеку «Библию» и зашипел, словно ударился мизинцем о тумбу.
— К счастью, сейчас любой мальчонка умеет писать, так что вопрос о твоей грамотности не стоит, не то, что в былые времена. А значит, мне нужно лишь твое согласие.
— То есть я могу отказаться?
— Конечно, — искуситель кивнул, — Отделаешься вечными адскими муками вместо того, чтобы незримой тенью следовать за мною сквозь века и записывать все, что я прикажу.
— Но как же моя чистая душа?
— Послушай, приятель. Вряд ли вас тут обучали искусству мысленной остановки сердца — этого даже йоги не могут делать. А если у тебя хватит духу прыгнуть в пламя, то я лично тебя из него вытащу и исцелю, уж поверь. Потом заставлю совершить пару-тройку грехов и готово — ты мой, со всеми своими потрохами и жалкой душонкой.
— Согрешить?
— Ага. Что предпочитаешь: каннибализм или прелюбодеяние? Жареной человечины тут в избытке, да и какую-нибудь еще тепленькую прихожаночку тебе легко отыщем. Не факт, что живую, но так даже лучше…