Владел им и сам Фениксиец ещё до того, как он перешел из рук примарха к нынешнему хозяину, и за это время оружие насытилось жизненной силой как богов, так и людей в течении тысячелетий блистательного кровопролития в бесконечной войне.
Будучи в полном вооружении, он размял шею целой чередой мокрых хлопков. После этого спустился с помоста и вышел из зала. Его сабатоны — разодранный керамит, слоящийся на раздвоенных копытах цвета черной полночи — чавкали, когда он шагал по мокрой поверхности толстого ковра, пропитанного кровью и другими, более мерзкими, жидкостями.
Оглушительный шум врезался в воина, когда переборка скользнула в сторону. Мускулы его лица подергивались от вибрации, а глаза слезились, пока привыкали к ослепительному шквалу разноцветного света, пронзающего коридор. Он был на кораблях и других легионов-отступников, как во время Хтонийского Краха, так и после, уже по другую сторону Ока Ужаса. Внутри все звездолёты казались холодными, темными и молчаливыми, немногим лучше гробниц. Но только не в случае армады тех, кто когда–то принадлежал к III легиону.
Коридор был пуст, если не считать одинокого ждущего воина в конце, облаченного в доспехи из серебристого жемчуга с сиреневыми узорами.
— Чезаре, — обратился он к полубогу в жемчужных доспехах, в мелодичном голосе слышалась явная усталость.
Перчатки воина, поднявшего руки к шлему, были усеяны зондами, сверлами и лезвиями инструментов, предназначенных как для ускоренной починки, так и для кромсания плоти. Треск изношенного нагрудника в этом шуме услышать не удалось, равно как и змеиного шипения вырывающегося воздуха, когда тот снял свой шлем.
— Люций.
В отличии от покрытых шрамами лиц его братьев, заработанными в бою или нанесенными собственными руками, лицо Чезаре оставалось безупречным, без единой царапинки. Он убрал прядь волос насыщенного янтарного цвета и черты его бледного лица, как всегда, застыли в угрюмом холодном выражении.
Апотекарий казался невероятно молодым относительно того, кто мог законно претендовать на звание предыдущего тёзки из их бывшего легиона. В последние дни Объединительных Войн на древней Терре, когда последний из врагов ложного Императора оказался во власти его хваленых Громовых армий, побежденные демонстрировали свою покорность способом, заимствованным из самых примитивных ритуалов далеких предков человечества. В знак своего поражения, они предложили победителю не своё богатство и жизнь, а своё наследие.
К ногам Императора поднесли детей благородных семей Европы, покрытых пеплом старого мира, смерть которого должна была положить начало новому Империуму.
Первые из тех, кому предстояло стать совершенным Легионом, и, подобно заимствованному эпитету у примарха, с которым им предстояло воссоединиться, каждый из них был Фениксом, более древним, чем межзвездное королевство, за создание которого они сражались, и проливали кровь, чтобы потом уничтожить.
Чезаре был одним из таких детей. Он видел, как Легион падал, поднимался и снова падал. Он сражался против лаэр и принимал участие в зачистках на полях сражений Исствана. Он заставлял тронный мир кричать, когда другие легионы бросились на стены города, потерянного задолго до начала осады. Он знал, кем когда–то были Дети Императора и в кого они теперь превратились.
— Что стряслось? — спросил Люций.
— Кризитий поднялся на борт корабля XII легиона, за которым мы охотились, но, похоже, он столкнулся с некоторыми… трудностями.
Люций усмехнулся.
— И что же этот сибарит натворил на этот раз?
— Похоже, что демонический мир воплотился достаточно близко и затащил масс-конвейер на свою орбиту.
— Эм… Планета?
Ответом Чезаре послужила приподнятая бровь. Люций предостерегающе протянул руку:
— После всех этих лет, что я провел здесь, зачем я вообще задаю подобные вопросы, — он поморщился, ущипнув себя за переносицу. — Скольких человек из моей группировки он прихватил с собой?
— Двадцать, — ответил Чезаре, — Адженнион, Любалия и отделение Креннанса поднялись с ним на борт.
Люций кивнул, хотя ответ был не информативен. «Отделение» оставалось относительным термином в Когорте Назики. Всё формировалось беспорядочно: те, кто видел выгоду для своих собственных интересов, быстро объединялись вокруг любимого мечника и так же быстро распадались, когда им надоедало выполнять его приказы. Строгого порядка в группировке не существовало, за исключением того, что лидером оставался Люций.