Диренк жестко ударил надсмотрщика головой в лицо. Он почувствовал, как его нос сломался и всё лицо обожгло звездной вспышкой черной, горячей боли, но все же ощутил, как что–то сдвинулось в черепе надсмотрщика. Оглушенный ударом надзиратель ослабил хватку дробовика, и Диренку удалось вырвать оружие из рук. Ухватившись за ружье поудобнее, он ударил прикладом прямо по лицу надзирателя. Он наносил удары снова и снова, пока то, что он избивал, не потеряло всякое человеческое подобие. Кровь, губчатые сгустки плоти и осколки костей покрывали скользкий приклад в руке Диренка, когда тот встал, развернулся и поднял оружие к плечу.
Туман добрался до него. Он стремительно надвигался вперед, словно живое существо из розового дыма, поднимался вверх и наполнял его рот и ноздри. Он попал в его легкие, прошел через мембраны и слился с кровью.
Диренк на мгновение оставался неподвижным. Дробовик с грохотом упал на палубу. В забвении на колени упал и Диренк. Зрачки расширились настолько, что создавалось впечатление, словно радужной оболочки и вовсе не было. Руки задрожали. Слезы потекли по лицу, пересекая кровавые полосы. Он засмеялся и зарыдал одновременно.
Блаженство целиком и полностью окутало Диренка. Он чувствовал, как оно проникает в сердце и с каждым ударом разливается волнами экстаза по телу. Это было так, словно его завернули в теплый шелк, походило на поцелуй ревущего огня на нижних замерзающих палубах корабля. Это было похоже на чистую, ничего не требующую любовь. Туман давал только истинное и бесконечное чувство.
Темные, пораженные ржавчиной коридоры «Бойцовой псины», покрытые кровью, потом и скверной, растворились. Затхлый, землистый запах плохо переработанного воздуха сменился восхитительным ароматом. Боль Диренка, его страх, его одиночество — все исчезло. Зазвучала песня — самая чистая, самая прекрасная музыка, которую он когда–либо слышал. Диренку захотелось утонуть в ней, забыв обо всем, кроме невообразимого наслаждения, в которое он погрузился.
Все остальное не имело значения. Ничто и никогда не будет иметь такого значения, как волны восторга, в которых тонули его чувства. Свернувшись клубком в тумане, Диренк тихо хихикнул. Розовая пена закипела у него между губ. Лязгающие шаги сабатонов казались ему далекими, но воины уже проходили мимо, и раб едва ли замечал в своем сознании, как они давят трупы всмятку на пути к сердцу «Бойцовой псины».
I.II
Плоть чавкнула и разорвалась под когтистым сабатоном Кризития. Он вздохнул. Было время, вспомнил мечник, когда от такого зрелища у него кружилась голова, а по спине ползли мурашки. Служба у самого молодого бога привела его и братьев к источнику нескончаемого наслаждения, и они жадно пили из него.
Так жадно, что спустя тысячелетия даже усовершенствованная физиология астартес лишилась восприятия мира чувств, а их нервы были настолько перегружены, что им оставалось только надеяться лишь на малую толику раннего наслаждения. Так что теперь он испытывал ощущения, некогда доставлявшие ему такую радость, отдаленно и приглушенно. Они походили на эхо, без истинного звука, породившего их.
Скривив расписанные золотом и индиго черты лица в оскале, Кризитий отбросил печальные мысли прочь. Он клацнул хрустальными когтями по рукояти меча в предвкушении. Много времени прошло с тех пор, как Когорта Назики сорвалась с поводка. Много времени прошло с тех пор, как в последний раз они потворствовали своим крови и боли.
За Кризитием следовали родственные ему сыновья совершенного легиона, наполняя тёмный коридор сиянием хрустально-голубых линз шлемов. Они шли по бронированным проходам корабля XII легиона, таким же разрушенным, как и их братство. С брони исчез чистый, царственный пурпур и драгоценные металлы, которые они носили во времена завоевания галактики. Те, чьи доспехи лишь наполовину украшала натянутая кожа жертв, демонстрировали буйное разнообразие цветов и меток. Некоторые из них носили черное, платиновое и розовое, в то время как другие были облачены в переливающиеся доспехи, оттенок которых менялся с каждым ударом сердца. Среди них оставалось малое количество и тех, кто еще дрался в пурпурной броне, хотя царственного вида та уже лишилась, представляя собой темный органический водоворот из глубоко искалеченной плоти. Легион Детей Императора умер уже давно, и часть его трупа, которым и являлась группировка Когорта Назика, объединилась только благодаря своему разложению.