Непостижимая агония взорвалась в черепе Люция и, подобно лесному пожару, извивалась, раздувалась, а потом заструилась по всему телу. За то время, что прошло с момента падения III легиона, Люций прекрасно знал, что нужно подальше держаться от прикосновения одного из любимых видов оружия Байла. Вечный лично видел, как скипетр убивает легионера и порождает варп при малейшем прикосновении. Даже будучи приверженцем двух страстей — боли и удовольствия, Люций не испытывал ни малейшего желания вкусить их силу.
Но теперь ему пришлось. Они были яркие, оглушающие и необычайно ошеломляющие по своей интенсивности. Еще один удар в грудь невероятно усилил боль, настолько, что Люций припал на одно колено.
— Восхитительно, не так ли? — Люций не видел Фабия сквозь черно-красные полосы, оплетавшие зрение, но он слышал по голосу, как жесткая усмешка зазмеилась по губам Прародителя.
Вечный моргал, пытаясь избавиться от слез из вязкого ихора, пытаясь найти хоть что–нибудь, за что он может вцепиться посреди этого тумана. Он увидел размытые очертания своих братьев, падающих на палубу, обстрелянных ядовитыми иглами и струями едких газов. Он видел, как рапторы пытались вырваться — они двигались неуклюже из–за наркотической атаки и были похоронены под дюжинами прыгающих сверху бочкообразных монстров. Странные механизмы заперли сбитых с толку легионеров в их броне, делая сопротивление невозможным, и запечатывая их в стазисные гробы вдоль стен.
— Вот до чего ты дошел, — прошипел Люций, сквозь окровавленные зубы, — продаешь своих братьев ксеносам? Какие обрывки их гнусных знаний тебе обещали за это предательство? Ты всегда был дворнягой без чести, Фабий.
— Честь? — Фабий горько усмехнулся, — я не нуждаюсь в подобном заблуждении, ты то должен это знать.
Он присел на корточки перед Люцием. Чувства Вечного потихоньку вернулись, достаточно для того, чтобы услышать рычание доспеха предателя и даже больше. Он слышал, как сердце Байла издает неестественный, аритмичный стук, качая кровь по поврежденным органам, под завязку набитым опухолями. Он вдыхал запах гниющей на костях плоти брата.
Байл приподнял подбородок Люция навершием Пыток, Вечный зашипел, агония вновь взорвалась в черепе.
— Меня заинтриговало, что из всех прочих именно ты говоришь о чести так, словно когда–либо ею обладал. Честь — чувство, а чувства для меня бессмысленны. Знания, методики, материалы — это то, что я могу использовать. И я получу их в обмен на тебя и твою жалкую немощную Когорту Назики.
Последнее, что запомнил Люций, перед тем, как упал без сознания от боли — лаэранский клинок, выскальзывающий из его пальцев и слова брата-предателя:
— Здесь нет места чести, брат. Единственная польза от людей чести — набить ими могилы.
Стройные, высокие существа танцевали в коридорах «Диадемы». Холодные и острые, как и корабли из которых они вышли. Резко очерченные тёмные искривленные доспехи покрывали их гибкие мускулы. Они держались в тени, бродили, подобно привидениям, по нижним палубам, их движения отталкивали своей плавностью.
Их оружие служило прекрасным дополнением образу, словно являлось продолжением тел. В шипастых перчатках они сжимали длинные, заостренные ружья. В жаждущих руках скрывались сегментированные плети и тонкие искривленные лезвия, края которых источали шипящий яд.
Налетчики уверенно двигались вперед. Их черные, словно жуки, силуэты скользили из тени в тень. Подобно яду, они проникали всё глубже и глубже во внутренности «Диадемы», убивая любого, кто преграждал им путь, прекрасно зная, что никого из трансчеловеческих защитников нет на борту, что бы дать им отпор. Приз, настоящий приз, уже был у них.
Госпожи, что командовали налетчиками, прекрасно понимали, что их отряды терзает неутолимый голод. Уловка мон-кей по прозвищу Прародитель как раз позволяла учинить насилие, которого они жаждали всем естеством. Посему они спустили убийц с поводков, потакая желаниям. Теперь все, что выпало на их долю — бойня на радость черным сердцам, пока в грубых железных жилах корабля не зазвучит музыка криков мон-кей.
И она зазвучала. Повсюду, где дети Тёмного Города находили членов экипажа «Диадемы», они рвали их на части с ужасающим терпением, их забота о жертвах граничила с любовью. Рабам Когорты Назики не были чужды аппетиты палачей, ибо большинство из них охотно следовали за своими хозяевами в поклонении князю боли и наслаждений. Но даже они являлись существами из крови, плоти и разума, подчинялись законам каждого из этих составляющих. Отчаянную радость показывали комморриты, сдирая кожу с живых людей, детей и мутантов, заставляя их выходить за пределы выносливости, оставляя умирать распятыми и освежеванными вдоль стен.