Выбрать главу

– Подожди меня здесь, – попросит он Аппена и начнет пробираться к Анакс.

Девушка исчезнет за спинами подростков, появится и снова исчезнет. Когда Туке снова увидит ее, она уже будет выходить из клуба. Он выйдет следом за ней, но догонит только в темной подворотне. Девушка окажется проституткой и будет лишь со спины похожа на Анакс. Лицо же у нее будет каким-то мерзким, неестественным, словно резиновая маска. Туке извинится, скажет, что обознался, а когда проститутка схватит его за руку, не позволяя уйти, попробует даже откупиться от нее. В этот момент в подворотне появятся два агента отдела нравов и Туке арестуют вместе с проституткой. Остаток ночи он проведет в камере в компании восьми проституток, двух трансвеститов и еще одного незадачливого клиента, который будет так пьян, что все еще будет видеть себя в каком-то клубе. Где-то в середине ночи с дежурства вернется Мир Левски – друг Рени, который не раз появлялся на вечеринках в доме Туке. Он приведет еще двух проституток, запихнет их в клетку, где уже и так будет тесно, а затем увидит Туке и громко рассмеется. Рассмеется не как друг, а скорее, как… как… как завистливый сосед, радуясь чужой беде. На всякий случай Туке попытается заговорить с ним, но Левски лишь всплеснет руками.

– Если бы я встретил тебя на улице с проституткой, – скажет он, – то можно было бы все уладить, а так… – Левски укажет глазами на дежурного и снова всплеснет руками, затем увидит еще совсем молодую проститутку, забившуюся в дальний угол и, позвав, узнает, как ее зовут.

Спустя четверть часа Левски вернется и уведет девочку на допрос. Назад она не вернется. Уже в штатском Левски сам выведет ее из участка. Потом все как-то стихнет. Ближе к утру один из трансвеститов заснет стоя и будет храпеть так громко, что проститутка, из-за которой Туке оказался здесь, снимет туфлю и ударит трансвестита каблуком в лоб. Трансвестит охнет, прижмет ладони к лицу, увидит кровь и, громко вскрикнув, потеряет сознание. Проститутки заржут.

– А ну заткнитесь! – прикрикнет на них разбуженный дежурный.

К девяти утра их отведут к судье, выпишут штраф, если арест был первым, или же отправят на исправительные работы, если до этого уже были приводы. Туке ограничится штрафом… Штрафом и изменой Рени.

– Ты что не мог найти себе нормальную бабу? – будет шипеть она, в то время как Туке будет сбивчиво объяснять, что это всего лишь недоразумение. Объяснять, зная, что Рени сейчас не одна. Он даже слышал невнятный мужской голос, который, судя по всему, отпускал шутки в адрес его нелепых объяснений. Слышал, пытаясь сдержаться. Под конец разговора, так и не приняв оправданий, Рени скажет, что поживет пару дней у своего коллеги Клемента Алева.

– А ты сдай анализы, и когда будешь уверен, что не подцепил никакой заразы, позвони мне еще раз, – и связь оборвется.

Спустя две недели они помирятся и больше никогда не будут вспоминать то, что произошло в те дни. Живя с Рени, Туке вообще забудет, что такое ревность. Уважение – да, ревность – а зачем она? «Жизнь слишком коротка», – так, кажется, говорил один из музыкантов прошлого, за которым наблюдал Туке. Работа вообще будет увлекать его намного больше, чем семейная жизнь. Это эхо истории будет таким живым, таким настоящим, что когда актер минувшей эпохи будет умирать, попав в аварию, Туке не сможет сдержать слез. Не то чтобы он не знал, чем закончится жизнь этого человека, но… Позже Туке будет всегда вспоминать свою жену и ставить ее себе в пример. Да, она не будет плакать, не будет закатывать скандалы. Она просто сочтет себя обиженной, переспит с коллегой и вернется. Туке встретится с Луизой Белоу и попросит ее в ближайшие годы не ставить его на реконструкцию исторических трагедий.

– Хлюпик! – рассмеется над ним чуть позже Рени, когда он, забывшись, расскажет ей о своем разговоре с Белоу. – Ты что испугался увидеть, как умирают те призраки?

– Во-первых, это не призраки. Чтобы ни говорили о прошлом, но когда ты там, все выглядит не менее реальным, чем здесь. Во-вторых, ты даже представить себе не можешь, сколько в наблюдаемой мной эпохе будет трагедий. Люди там вспыхивают и гаснут раньше, чем им исполнится тридцать.