— Напряженно? — она улыбнулась, поправив бумаги на столе. — Я понимаю. У всего Департамента полиции не самые приятные времена. Вы знаете, почему мы начали работать с северо-западного участка?
— Можете звать меня Бен. Что-то случилось, кроме смерти Свенсона?
— Я надеюсь, эта информация не выйдет дальше этого кабинета, Бен. На Департамент подали в суд. Трое полицейских на глазах у жительницы Ван Найс забили насмерть бездомного. Все трое сослуживцы, проработавшие больше 15 лет, утверждают, что этот бездомный изнасиловал дочь Свенсона. Мари Свенсон все отрицает, но анализы сдать отказывается. Более того, на самом Свенсоне висело обвинение в изнасиловании пятнадцати чернокожих женщин, и круг вендетты замкнулся.
— Не очень хорошая ситуация, — нахмурился он.
— Нет. Не очень. И мы знаем, что этот клубок нам не распутать, пока детективы не уговорят Мари, и мы сможем вызвать ее в суд. Отдел еле держится. После случая с полицейской парой, которая сдавала свою дочь для секс-услуг туристам в Пасадене, мы ходим по жерлу вулкана.
— И убийство безоружного чернокожего подростка, который пытался защитить сестру от полицейских. Я слышал о митингах возле зала суда.
— Да, — улыбка Ватели поблекла. — Нам нужно хоть что-то. Какая-то положительная динамика. Любая, иначе со следующего месяца полетят и ваши, и наши головы. У вас самый лучший по показателям и кадровому составу участок, Бен, и мне нужны вы, каждый из вас, в здравом уме и трезвой памяти. Я знаю, что вы подали заявку на экзамен на детектива. Давайте говорить прямо, — она склонилась вперед к столу, — мне все равно, что тут происходит и какие личные проблемы между ребятами. Если понадобится, я подкуплю каждого, чтобы вы друг другу улыбались. И если вы, Шерман, будете на моей стороне — ваша рекомендация к экзамену будет самой лучшей на потоке.
— Заманчиво, — Бен откинулся на стуле, прищурившись. — Что вы от меня хотите?
Ватели придвинула к нему бумажный конверт.
— Я и мой коллега Идэн Стоун продвигаем новый экспериментальный тренинг, состоящий из двух частей. Первый заключается в общих упражнениях с коллективом, который будет проходить каждое утро с понедельника по пятницу в самом Департаменте под руководством моего коллеги.
— Утренний еж? — уточнил Бен. — Серьезно?
Андреа хохотнула и пожала плечами.
— Да-да, я знаю, как это выглядит. Я в курсе, что вы, Бен, долгое время посещали психолога, в том числе во время академии, так что не мне вам объяснять, насколько странными могут быть методы. Стоун серьезно относится к своим обязанностям, он проработал с бывшими военными, вернувшимися из горячих точек, почти десять лет.
— По нему не скажешь.
— А по вам не скажешь, что ваш отец один из лучших адвокатов Лос-Анджелеса и что он может повесить меня на дыбе за превышение должностных полномочий и подкуп. Понимаете, чем я рискую?
— Ладно. — Бен кивнул. — Я понял. Что насчет второй части?
Ватели тяжело вздохнула.
— Вторая часть вам понравится меньше. Это то, — она кивнула на конверт, — зачем вы нужны мне. Программа компаньонов. В каждом участке мы выбираем несколько полицейских, у которых безупречный послужной список, но которые пережили трагедию.
— Купер, — догадался Бен. — Но тогда не понимаю. Если вам нужен офицер Купер, зачем вам я?
— Кроме него, у нас еще пара человек на примете, но его случай свежий и еще у всех на слуху. И он упрям, как баран и мой бывший муж, — закатила глаза Андреа, — и отказывается работать с кем-либо по этой программе. Мы думали, что он будет не против офицера Дудека, но сам Дудек сослался на «я своих не предаю». Ваш кодекс Полицейского Братства загонит меня в могилу.
— Вы все еще не сказали, при чем тут я, — напомнил Бен, уже зная, что ответ ему не понравится.
— Бен, вы идеальный кандидат. Он ваш бывший наставник, и он чувствует за вас ответственность. Растущая социопатия, целеустремленность и ваше желание стать детективом — для нас бесценны.
Он перестал улыбаться и заново взглянул на Ватели.
— Вы манипулируете мной, чтобы манипулировать Купером.
— Я рада, что мы друг друга поняли, — Андреа поднялась, собрала документы и взяла пальто со стула. — К моему сожалению, я не могу вас заставить, Шерман. Не могу напугать, не могу шантажировать, не могу приказать. Но в ваших же интересах, чтобы сегодня вы поехали к дому Купера и начали выполнять эти задания.
— Сейчас два часа ночи, — возразил Бен, еще раз вспомнив, почему нельзя верить ни одному психологу. Особенно работающему на администрацию города.
— Тем более стоит поторопиться, — улыбнулась ему Ватели. — В конверте моя визитка, буду ждать вашего звонка завтра утром.
Бен проводил ее взглядом исподлобья и мысленно обозвал «сукой».
Судя по ее лицу, она знала это и сама.
~~~
Бен сидел в машине — руки на руле, двигатель работал, фары выключены — с давно забытым чувством неуверенности. Чертовы психологи.
Матильда Кор или, как ее звали близкие, Тильда, годами работала над тем, чтобы Бен научился не зависеть от настроения и жизни матери. Чтобы он не перекладывал ядро самосознания в нее, потому что, как только мать начинало бросать из истерики в апатию и обратно, ему тоже доставалось. Она помогла ему разделить собственное «Я» и «МЫ», навязанное матерью.
«Сила духа, нужный совет и поддержка, которую все ищут, внутри нас самих», — говорила Тильда. — «Нужно только успокоиться и услышать».
Поэтому Бен сидел и слушал.
В чем его гребаная проблема?
Когда он познакомился с Купером, тот стал для него практически живым идеалом. Заботливым отцом, которого у Бена никогда не было. Другом, на которого можно положиться. Учителем, который действительно переживал за успехи своего ученика. Человеком, на которого можно было равняться, кому подражать и кем восхищаться.
Может, благодаря трудному детству, а, может, Бен просто с генами отца перенял умение хамелеона, но он всегда хорошо вливался в коллектив, будь это новая школа или работа полицейского. Всеми силами он пытался не рассчитывать на Джона, не доверять ему, он отталкивал его как мог первые месяцы, но от Купера было не так легко избавиться. Джон занимал место в чужой жизни ровно столько, сколько сам хотел занимать.
Бен не считал себя дураком. Он так сильно разочаровался в своем непробиваемом офицере-инструкторе лишь потому, что сам позволил вере в человека затмить ему глаза. Он это знал. Знал и то, что, если они продолжат общаться и после реабилитации, Бен снова влипнет в то же дерьмо. Снова.
Нет, спасибо, проходили.
Тогда что, черт подери, он делал под его окнами?
Бен не стал глушить двигатель и вышел из машины. Он не собирался здесь надолго задерживаться. В окне за шторой горел свет, и Бен, сделав глубокий вдох и выдох, нажал на дверной звонок.
На окне дернулась занавеска — у Джона давным-давно выработалась здоровая паранойя, и замки на двери щелкнули, открываясь.
— А я думал, кого же они все-таки пришлют, — он низко хохотнул, и Бену показалось, что услышал в его смехе разочарование.
Стоя в футболке и джинсах, Джон оперся на косяк, от него исходил легкий запах алкоголя. Нет, сэр, он приехал не ради унижений от старого пьяницы.
— Я бы позвонил, но я помню, что ты не берешь трубку с незнакомых номеров и вообще не любишь технику, — устало произнес Бен. — Она пыталась купить меня рекомендацией к экзамену на детектива. Это тебе, — он передал конверт с заданиями. — Дьюи отказался, я тоже не собираюсь играть в ее игры, но дамочка та еще стерва и рано или поздно найдет на тебя нужный рычаг давления. Если будут писать на нее коллективную заяву, только скажи, я подпишу. Доброй ночи.
Он развернулся на пятках, чувствуя, как холод проник под легкую куртку. Хренова зима в Лос-Анджелесе. Днем плюс тридцать, ночью — плюс семь. Лишь гордость слегка грела его душу.