Ближе к осени над рынком повисает медовый запах яблок, и никакие другие запахи — близкой столовой с неизменным борщом, консервного завода с его уксусным ароматом, нефтебазы за забором — не могут вытравить его до первых снегов. Выпадут они, первые снеги, а запах еще держится. Идешь по пустому рынку, катанешься по первому льду лужиц и удивляешься: белым- бело вокруг, зима легла прочно, а яблоками пахнуло, как у отца в саду на святого Илью.
…Рядом с корточниками, потеснив зеленщиц, молодая разбитная баба рыжим мужиком торгует. Сидит на дробинках, свесив ноги и задрав над коленом подол сарафана, плюется белыми семечками. Выпряженный конь вытягивает из-под спящего хозяина сено, недовольно пофыркивая на сивушный храп. Бабенка худенькая, но крепкая, ладная, у нее все хорошо подогнано — и руки, и ноги, и язык тоже. Покрикивает:
— А вот кому гаспадар треба? Покупай гаспадара.
Подождет немного, поплюется гарбузиками и опять за свое:
— А кому гаспадар треба? Хороший гаспадар. Смирный.
Сначала думали, она шутит, потом обратили внимание, что мужик связан, как боров на продажу. Начали останавливаться, переспрашивать:
— А ты это сурьезно, баба? Может, шутишь?
— Сурьезно, бери.
— У меня свой такой же кабанчик, хоть куды за свет завези. Как кота паршивого.
Подошел полешук, с кнутом за голенищем сапога, налег грудью на дробинку.
— Ты что, в самом деле, издеваешься над человеком? Ну, развязывай давай, а то я тебя сейчас перетяну.
— А чым перетянешь? Коли чым добрым, то давай. Вот его посунем и уляжемся.
Полешук добродушно засмеялся и отошел, а бабенка опять покрикивает:
— А вот покупайте гаспадара. Дорого не беру. Сотню за штуку.
По базару молва побежала: мужиками торгуют. Стала собираться толпа. Нашлась интересующаяся:
— А какая ж у его тая штука?
— А ты спрашиваешь из любопытства или по интересу?
— А вот куплю, а он без штуки, то што ж за гаспадар?
— А будешь брать, тогда и приценишься.
— А я, может, и беру. Предъяви комплект.
— А гляди, мне не жалко.
Баба стянула с мужика штаны, выставила народу его срам. Мужик проснулся и заплакал.
Толпа захохотала, но как-то стыдливо и неодобряюще.
Та, которая вроде собралась покупать, набросила на обнаженное тело мужика цветастый платок, лежавший на возу.
— Ладно, закрывай, а то сглазят. А что он умеет?
— Печник особенно хороший. Печку тебе новую соштукуе. Будете вдвоем греться.
— Заворачивай товар. Газетка есть?
— Я тебе его в торбу положу. Донесешь?
— На спину закинешь, то допру. На, считай грошики.
Та, что покупала, полезла в лифчик, поискала там и достала цветной узелок с деньгами, выронив при этом белый круг грудей. Заправила спокойно назад в просторную чашу лифчика, развязала узелок и стала отсчитывать затертыми трояками, поплевывая на крючковатые пальцы.
— Тридцать… Мне гаспадар давно нужен. Гумно не крыто. Шестьдесят… Дрова кончаются. Плужок под поветью без дела уржавел. Девяносто… Плетень погнил. Корова почешется, а он сразу и падае. Каждый день ставлю. Колодец копать пора. Надоело от чужих людей воду носить. Сто… На, держи. Подвалины под хатой погнили… На еще сверху троячку, подвезешь мне его до поворотки на Прощицы. А там он и сам пойдет. Пойдешь, миленький? Не плачь, я тебя не обижу.
Мужик, услышав, сколько работы его ожидает, заплакал еще громче. Обе сумасбродные бабы, помогая друг другу и не обращая на него никакого внимания, запрягли лошадь, уселись на дробины, тронули за вожжи и поехали с рынка под неодобрительный гомон людей и под горькие всхлипывания проданного мужика. Народ еще постоял-постоял, посмеиваясь и гадая, что же сделают дальше с бедолагой две малахольные бабы, и пошел в очередь за селедкой.
Самая большая и закрученная очередь — у высоких, выше метра, и толстых бочек с селедкой. Вот на что вы любого слуцака возьмете — на солененькое. Стоит появиться толстухе в перемазанном рыбьим рассолом переднике, и потянет над рынком пряным духом, который ни с чем другим не спутаешь, как центр торговли перемещается сюда. Даже лошади, выпряженные из возов и повернутые к ним так, чтобы могли жевать сено, стригут ушами и круглым глазом начинают беспокойно следить за хозяином: успеет или нет? Лошадь любого слуцака знает: когда от хозяина на обратном пути пахнет остро и пряно, он становится добрым и сонливым, не дергает вожжами, и можно не спешить по знакомой дороге, перейти с рыси на ленивый шаг, не опасаясь кнута.