– Ну, садись на шею – будем маму догонять.
Мальчишка не сопротивлялся. Семен успел пройти метров 10—15, когда юный всадник вдруг подпрыгнул, довольно сильно вцепился ему в волосы и радостно закричал, дрыгая ногами:
– Гургул! Гургул!
Реакция не заставила себя долго ждать: из-за поворота тропы показался папаша, готовый принять бой. Правда, он, по-видимому, забыл, что у него на шее тоже сидит ребенок. Последовала душераздирающая сцена: туземец кричал и размахивал рогатиной перед носом Семена. Время от времени он делал попытки схватиться за древко и левой рукой, но ничего не получалось, поскольку нужно было придерживать ноги ребенка. Данный же субъект не оставался безучастным: кричал, дрыгал ногами и тянул руки в сторону Семена, требуя, чтобы и ему дали гургула. В общем, из всего этого Семен понял, что убивать его не собираются, а пытаются прогнать. Он изобразил на лице идиотскую улыбку и стал ждать, чем все закончится. В конце концов на тропе показалась женщина. Она пыталась на ходу всучить грудь младенцу. Тот бурно отказывался. Взрослые обменялись несколькими эмоциональными репликами, в которых повторялись знакомые уже фразы и слово «гургул». В качестве финального аккорда мужчина плюнул на землю, сказал что-то совсем уж злобно-непристойное и двинулся по тропе в сторону деревни. Женщина последовала за ним, а Семен со своей ношей замкнул шествие.
Вот такой вот колонной они и прибыли в населенный пункт. Оказалось, что там творится нечто невообразимое. Ярмарки-саммиты, которые регулярно устраивались возле Семенова форта, по сравнению с этим были мероприятиями чинными и благопристойными. Вполне возможно, что такое впечатление складывалось из-за обилия детей, в том числе весьма малолетних. По-видимому, сюда собрались жители всех окрестных деревень, причем в полном составе. Публика передвигалась туда-сюда, переговаривалась, смеялась, ругалась, а кто-то, расположившись на земле семейным кружком, чинно закусывал.
На последнем отрезке пути Семеновой голове крепко досталось: снаружи ее дергали за волосы, а внутри мозги гудели от напряжения, переваривая услышанное и сопоставляя слова и фразы с мысленными посылами.
Семейство вошло в толпу и стало пробираться туда, где кучковались односельчане. Это было нетрудно, поскольку среди прибывших имелся гургул, от которого народ не то чтобы шарахался, но как бы старался держаться подальше. Ребятня же показывала на него пальцами и, кажется, не прочь была запустить камнем или палкой. Семен попытался оценить, насколько дико он выглядит среди этой публики. Получилось, что не очень дико: на нем тоже одежда из ткани, правда, не серого, а бурого цвета; всклокоченная седая растительность на голове и тяжелая палка в руке, в целом, соответствуют местной моде. Обувь у него, правда, кожаная, а не плетенная из лыка, как у всех, но на нее вроде бы особого внимания никто не обращает. Основное, что выделяет пришельца, это, наверное, размеры – их не скроешь. При своих 175 см роста Семен был на полголовы выше основной массы публики, хотя подобные ему «амбалы» в толпе встречались.
В конце концов семейство прибыло по назначению, и Семен смог избавиться от наездника. Глава семьи словом и жестом порекомендовал случайному помощнику убраться немедленно – и подальше. Семен благодарно улыбнулся, ласково обложил мужика матом по-русски и стал продвигаться в сторону. Вскоре он оказался в окружении ребятни, которая принялась его дразнить, показывая пальцами и делая непристойные (скорее всего) жесты. Семен на них грозно зарычал и погрозил палкой – это добавило веселья. Потом возникла женщина, чьего ребенка Семен сюда нес. На детей она накричала, и они сделали вид, что в страхе разбежались. Семену же она что-то сказала и всучила кусок подгорелой лепешки. Он выразил глубокую признательность.
«Интересно, что же такое „гургул"? Создается впечатление, что это особь малопочтенная, но вроде бы не опасная. Деревенский дурачок? Похоже… Это я-то?! Я – великий вождь и учитель народов?! Обидно, блин… Впрочем, я здесь не для того, чтобы тешить свое самолюбие. А зачем? Чего они все тут собрались? Да еще на ночь глядя?! Ладно, выясним, а пока…»
Перемещаясь в толпе, Семен попытался уточнить свой статус и пришел к выводу, что, пожалуй, не ошибся – его тут за придурка и держат: брезгливо сторонятся, иногда смеются и показывают пальцами, от сидящих компаний пытаются отогнать. Пару раз бросали, как собаке, какую-то еду. Поднимать ее Семен не стал, а вежливо обругал дарителей матом.
Что-то понимать он начал, лишь оказавшись в центре площади. Здесь, похоже, шла активная подготовка к общественному празднику. Длинных столов, правда, не имелось, зато стояло несколько многолитровых чанов. Судя по всему, это были корзины, обмазанные изнутри глиной и, возможно, чем-то еще. Шел процесс наполнения: люди подходили, развязывали заплечные мешки, извлекали из них бурдюки и выливали жидкость в сосуды. Две женщины курсировали между чанами и низкой широкой полуземлянкой. Они выносили грубые деревянные черпаки с жидкостью и выливали ее в емкости. Что это за продукт, легко было догадаться по запаху – уже знакомое местное «пиво».
Несколько человек складывали в кучи хворост – вероятно, готовили костры. Оные должны были расположиться квадратом в центре площади вокруг небольшого сооружения, похожего на клетку, связанную веревками из нетолстых бревен. Что это такое, рассмотреть было трудно, поскольку вокруг плотно толпился народ. Публику эту Семен растолкал без особого труда и оказался в первых рядах. И все понял – почти до половины.
Скрючившись в тесном пространстве, на полу клетки лежал Пит. Он спал. Трое копейщиков не давали зрителям подходить слишком близко.
Праздник начался в густеющих сумерках. Загорелись костры, народ стал дружно подтягиваться к чанам с пивом. Раздачу производили благообразного вида старики, орудовавшие деревянными черпаками. Посуда и закуска у участников была своя. Что за смысл в том, чтобы принести с собой выпивку, слить в общую тару, а потом получить ее же из рук старейшины, Семен понять не мог, но вполне допускал, что этот смысл есть. Народ пил тут же – не отходя от кассы. Женщины наравне с мужчинами, но после них. Взрослые щедро делились с детьми. Опустошив посуду, вновь вставали в очередь на раздачу.
Глава 4
НИЛОК
Данное мероприятие, безусловно, являлось праздником. По-видимому, оно включало ритуальные песни и пляски, только что-то у туземцев не ладилось. Общественное пиво кончилось, слегка окосевшие люди группировались вокруг костров или бродили взад-вперед, переругиваясь или перешучиваясь с соседями. У одного из костров народ попытался что-то спеть, но трое запевал затянули каждый свое – хора не получилось, только ругань. У другого костра пьяненький плюгавый мужичонка пытался, показывая пример, начать общественный танец, но никто не хотел его поддержать. Да и вообще, в атмосфере чувствовалось некое недовольство, этакая неудовлетворенность.
В общем мельтешении и гомоне Семен разглядел нескольких солидного вида мужчин, стоявших у входа в «главный» дом. Они что-то кричали, перебивая друг друга и жестикулируя. Обращались они к одному из старейшин, который прикрывал спиной дверь и злобно отругивался. Понять, что происходит, было нетрудно – народ просит еще выпивки, а старый хрыч не дает. Идея созрела мгновенно: Семен зажал посох под мышкой, согнулся, вытянул перед собой руки с ладонями, сложенными лодочкой, завыл и начал проталкиваться к старейшине:
– Да-ай! Вы-ыпить да-ать! Ну, да-ай!
Народ охотно расступился, пропуская вперед попрошайку. Оказавшись перед дедом, Семен добавил громкости и стал тыкать его в грудь пальцами:
– Ну, да-ай! Жалко, что ли?! Да-ай!
Мужики вокруг заржали, а дед принялся на гургула кричать и отпихивать его. Ничего из этого не получалось, поскольку в спину Семена тоже пихали и явно подначивали продолжить выступление. Дед это понял, злобно взвизгнул в последний раз, повернулся, приоткрыл дверь и юркнул внутрь. Дверь он, естественно, хотел за собой закрыть, но не смог, поскольку Семен успел сунуть в щель ногу. Народ вокруг смеялся и дергал его за одежду. Чувствуя поддержку масс, Семен завопил: