Что еще? Всадники? Никто, кажется, никогда на быках не скакал… Есть, вспомнил! Те древние сахарские скотоводы обожали разрисовывать скалы. И на рисунках видно, что быков не кастрировали и в повозки не запрягали – люди на них верхом передвигались! А почему, собственно, нет? При определенном навыке это, наверное, не хуже, чем на мамонте, только непонятно, как залезть».
Быки шли и шли – со скоростью шесть-семь километров в час. Семен покачивался на теплой звериной спине и размышлял о смысле жизни, а также о том, что если этот марш будет долгим, то он, во-первых, окажется очень далеко от своих, а во-вторых, на другой день у него будут жутко болеть связки в паху и на бедрах. Впрочем, он вовсе не был уверен, что доживет до завтра, так что на этот счет беспокоился не сильно. Кроме того, у его спутников не имелось никакого снаряжения для ночлега, значит, где-то поблизости должно быть «гнездо». Примерно так и оказалось.
Колонна поднялась на пологий холм – тот самый, который наметил для себя Семен – и начала спускаться. Произвести геологическую и географическую рекогносцировку он, конечно, не успел, зато увидел, что на той стороне холма раскинулось стойбище!
«В общем-то, ничего особенного – примерно дюжина конических жилищ, просторно расставленных на берегу ручья. У имазров и аддоков стоянки выглядят примерно так же, если не считать того, что вокруг – вдали и вблизи – бродят не лошади, а эти самые туры. Вон те, которые помельче и коричневатого цвета, скорее всего, молодняк или коровы».
Передовой бык вошел в стойбище и остановился недалеко от довольно большого вигвама, верхушка которого была украшена натуральными (и очень крупными) рогами, а к покрышке кое-где были привязаны хвосты. Воины начали спешиваться. Они похлопывали своих животных по шеям и мордам, почесывали их, говорили ласковые слова. Быки не уходили, а явно чего-то просили – тыкали носами своих хозяев куда-то в область живота. Наконец один из воинов отцепил от пояса кожаный черпачок с ручкой и… стал в него мочиться! Закончив, он подал посудину своему быку и держал ее, пока тот не вылакал все содержимое. Зверь облизнулся, потянулся мордой и взмыкнул, явно требуя добавки.
«Так вот зачем им эти черпачки! – мысленно восхитился Семен. – А я-то удивлялся, для чего воину таскать с собой посуду наравне с оружием! Помнится, знакомые эвены-оленеводы тоже носили на поясах эмалированные кружки. Но они их вроде бы для чая использовали… Или не только? Просто я не видел и не спрашивал… Судя по рассказам и литературе, у оленных коряков и чукчей в хозяйстве тоже имелись специальные сосуды для мочи.
Обыватель иной современности скажет: „Фу!", а я не скажу. Весь Крайний Север нашей Евразии является зоной оленеводства. Зачем людям олень – понятно, а оленю-то человек зачем? Дикие олени – там, где их не выбили – прекрасно обходятся без человека: и пастбища находят, и от хищников спасаются. Домашние же олени на самом деле не очень домашние – человека они скорее терпят, чем любят. А почему? Нет ответа! Чтобы, скажем, запрячь оленя, его нужно выловить арканом или… подманить собственной мочой, которую он любит до „дрожи в коленках". Может, в ней-то, родимой, все и дело?
Но то – олени. Они в тундре живут – их корм беден минеральными веществами. А быки? Неужели огромные туры, живущие в благодатных краях, дали себя приручить ради человеческой мочи?! Что-то не верится…
Ладно, ближе, как говорится, к телу: по здешнему ритуалу получается, что животину после похода нужно „угостить". Зря я сразу всю соль отдал, но кто ж знал?! Пописать, конечно, не помешало бы, но во что? Не просить же посуду взаймы…»
Выход из положения Семен придумал – не будем уточнять, какой именно.
Животные и часть воинов разбрелись по своим делам, а к оставшимся из вигвама выбрался какой-то начальник – борода у него содержала больше седины, чем у предводителя отряда, а рога на голове были значительно длиннее. Бычий же хвост висел непосредственно на шее, вызывая ассоциацию с галстуком.
Этот «бугор» стал разговаривать с двумя оставшимися воинами – рогачом и раскрашенным парнем, которого Семен поначалу принял за главного. Речь, несомненно, шла о нем. Многие слова и обороты показались Семену знакомыми – похоже, это был родной язык Нилок. Только он почти не прислушивался, поскольку не мог оторваться от созерцания того, что происходило за крайними жилищами.
Там женщины доили коров!!
«Вот это да-а-а… А ведь, помнится, было время, когда я, напившись самогонки, лежал на берегу, смотрел в небо и мечтал о том, как заведу в этом мире скотоводство, научу народы доить коров и делать сыр – российский, пошехонский, голландский и даже камамбер. Правда, ни доить, ни делать сыр сам я не умею… А эти, выходит, умеют! Может, и сыр?! Ну, уж это слишком…»
Рассмотреть в деталях, что и как женщины делали под коровами, было трудно, но особой удоистостью последние, похоже, не отличались – посуда использовалась довольно мелкая. Доимые животные стояли спокойно и что-то вылизывали или лакали из плоских длинных корыт. Что именно, Семен догадался почти сразу – после того, как одна из доярок присела над корытом, задрав рубаху. Вероятно, процедура мочеиспускания у этого народа скрытности не требовала.
Совещающиеся главари пришли к какому-то решению, и разрисованный парень отправился к дояркам. Вскоре он вернулся с глубокой деревянной миской в руках и передал ее рогатому старейшине. Гостю же (или пленнику?) он призывно махнул рукой.
Семен подошел и с вежливой, но гордой улыбкой спросил по-русски:
– Фиг ли надо, ковбои?
– На, пей! – так, наверное, нужно было перевести слова и жест.
В посудине Семен обнаружил не меньше литра белой жидкости с пеной по краям. Он позволил себе чуть расслабиться и счастливо улыбнуться:
– Сто лет молока не пил! Особенно парного!
Содержимое он выпил до дна – длинными тягучими глотками, смакуя и наслаждаясь. Молоко оказалось густым, с необычным, но приятным привкусом.
– Благодарю, – вернул посуду Семен. – Может, конечно, вы меня сейчас убивать будете, но все равно спасибо за удовольствие!
Никто его, однако, убивать не стал. Старейшина от него отвернулся, приподнял клапан входа и, оберегая свои «рога», залез внутрь. Предводитель отряда тоже повернулся и не спеша двинулся куда-то в сторону, где вскоре и скрылся из виду за стенками жилищ. Лишь разрисованный парень никуда не делся, а отошел в тенек, опустился на корточки, положил рядом копье и стал смотреть куда-то в пространство, но, в общем-то, в сторону Семена.
– Та-ак, – озадаченно почесал гость (или кто?) свой лохматый затылок. – Начальники, значит, занялись своими делами, а ко мне приставили охранника. И при этом оружие не забрали! Я ж этого парня в два счета зарублю и убегу! Ладно, это успеется… Странный у них ритуал встречи – молоком напоили, а потом бросили. Впрочем, как-то это не очень похоже на демонстрацию радушия. Скорее уж… Словно меня «на вшивость» проверяли, словно испытание какое-то предложили. И что, я его выдержал? Непонятно… Может, пойти погулять? А разрешат?»
Ему разрешили. Как вскоре выяснилось, бродить по стойбищу он может беспрепятственно, а вот выходить за пределы – не рекомендуется. Насколько сильно, проверять Семен не стал. До сумерек оставалось не так уж много времени, и он решил не пытаться сбежать: «До своих все равно сегодня не добраться, а ночевать без огня в здешней саванне страшновато – может, тут по ночам леопарды рыщут? Да и ловить, наверное, станут или, того хуже, проследят до стоянки и там возьмут всех».
Стойбище, судя по всему, было походным – вряд ли оно располагалось здесь больше нескольких суток. В жилища заглядывать Семен не рискнул и ограничился наружными наблюдениями, благо жизнь туземцев проходила, в основном, на открытом воздухе: «Оружие, утварь, инструменты из камня, кости, дерева и кожи. Некоторые режущие приспособления изготовлены в стиле „вкладышей", то есть тонких кремневых отщепов, вставленных в „обойму". Признаков сыроделия не наблюдается – молоко, похоже, просто пьют. Питаются молоком и мясом, но и, кажется, всякими травками-корешками не брезгуют. Судя по костям и рогам, которые валяются где попало, охотятся на лошадей, бизонов и оленей. Своих туров тоже едят, но их рога не выбрасывают, а используют в качестве украшений. Кроме того, из них делают некое подобие черпаков и бокалов для питья. Мясо варят в кожаных котлах знакомым способом – опуская в них раскаленные камни. Одежда двух видов – из шкур и… вязаная, из шерстяных нитей! Вот умение вязать нам бы пригодилось – этим может заниматься любая женщина без всякого ткацкого станка!»