Прожив неспокойную жизнь, Конан был свидетелем сотен битв, но никогда не видел такой, как эта, в которой силы четырех демонов, объединившись, сражались с одной, тоже дьявольской силой. Но киммериец едва ощущал природу этой кошмарной битвы. Прижатый к стене, окруженный своими бывшими господами, Хемса сражался за свою жизнь, употребляя самые головокружительные способы и все свои ужасные знания, приобретенные в течение долгих, мрачных лет послушничества.
Он был сильнее, чем сам того ожидал, а необходимость употребить эту силу в свою защиту высвободила в нем неожиданные запасы энергии. Страх и отчаяние умножили эту силу. Он шатался под безжалостным напором четырех пар глаз, но не уступал им поля битвы. Его лицо исказила звериная гримаса боли, а тело изгибалось, словно его колесовали. Это была битва душ, извращенных разумов, которые проникли в пучину мрака и познали там черные звезды, рождающие кошмары.
Жасмина понимала это лучше, чем Конан. Она догадывалась, почему Хемса мог выдержать направленный удар четырех умов, воля которых могла бы расщепить на мельчайшие кусочки скалу, на которой он стоял. Причиной этому была девушка, которую он прижимал к себе со всей силой отчаянья. Она была якорем спасения его измученной души, сокрушаемой волнами эмоций. Силой Хемсы была его слабость. Любовь к девушке, пусть внезапная и осуждаемая, была все же нитью, связующей его с остатками человечности, служа опорой рычагу его воли, создавая цепь, которую не могли разорвать враги, по крайней мере, не могли разорвать того звена, которым был Хемса.
Они поняли это раньше, чем он. Один из колдунов перевел свой взгляд на Гитару. Сопротивления он не встретил. Девушка сжалась и поникла, как засохший лист. Ведомая повелительным наказом, она вырвалась из объятий любовника прежде, чем он понял, что происходит. И тогда началось самое ужасное. Девушка стала отступать к краю обрыва, обращенная лицом к своим преследователям, глядя на них черными расширенными глазами, пустыми, как окна дома, в котором погас свет. Хемса застонал и потянулся к ней, попав в расставленную ему ловушку. Он не мог собраться с мыслями, чтобы отбить атаку противников. И в тот же миг он превратился в побежденного, который был в их руках только игрушкой. Девушка продолжала отступать, идя неуверенно, как во сне, а Хемса, спотыкаясь, шел за ней, напрасно пробуя ее поймать, охая и всхлипывая от отчаянья. Он двигался как живой труп.
Девушка замерла на самом краю пропасти, стоя неподвижно, с пятками над провалом, а Хемса, упав на колени и причитая, полз к ней, протягивая вперед руки, чтобы удержать ее от падения. Он уже почти прикоснулся к ней одеревеневшими пальцами, но один из чернокнижников рассмеялся громким, звучным, как бронзовый звон адского колокола, смехом. Девушка зашаталась и
— о, вершина жестокости! — чувства и сознание на мгновение вернулись к ней, и в ее глазах появился смертельный ужас. Она вскрикнула, попробовала было ухватиться за протянутую к ней руку любовника и не смогла этого сделать, — с глухим криком упала в пропасть.
Хемса добрался до края пропасти и безумным взглядом посмотрел вниз, беззвучно шевеля губами, что-то шепча про себя. Обернулся и долго смотрел на своих мучителей широко раскрытыми глазами, в которых не было ни искры человеческого. Потом с криком, от которого стали трескаться скалы, бросился на четырех чернокнижников, держа нож в поднятой руке.
Один из колдунов шагнул вперед и топнул ногой, раздался глухой треск, перешедший затем в оглушительный рев. В том месте, где он ударил ногой, раскрылась и стала мгновенно увеличиваться трещина. С оглушительным шумом весь этот кусок выступа скалы рухнул вниз. Среди падающих камней мелькнула и фигура Хемсы, отчаянно взмахивающая руками, потом все исчезло под лавиной, с грохотом сползающей в бездонную пропасть.
Четыре мага сосредоточенно смотрели на потрескавшийся край пропасти, потом вдруг обернулись. В это время Конан, сбитый с ног внезапным сотрясением земли, вставал и помогал подняться Жасмине. Ему казалось, он двигается очень медленно и так же медленно соображает. Он был ошеломлен. Знал, что должен немедленно посадить Дэви на черного скакуна и помчать как вихрь, но его телом и мыслями овладела непонятная тяжесть.
Потом чернокнижники повернулись и посмотрели на него, подняв руки, и Конан с ужасом увидел, что их фигуры как бы расплываются, становятся туманными и невыразительными, потом исчезают в пурпурном дыму, который вдруг стал клубиться вокруг них, скрывая их от взоров Конана. Пурпурное клубящееся облако скрыло магов… и вдруг Конан сообразил, что этот алый туман окружает и его. Он услышал крик Жасмины и пронзительное ржание скакуна. Страшная сила вырвала Дэви из его объятий и швырнула его о камни как перышко, когда он стал наугад разить кинжалом. Наполовину оглушенный, он увидел, как конусообразное облако возносится над вершинами, быстро удаляясь. Жасмина исчезла вместе с четырьмя колдунами в черных одеяниях. На выступе скалы остались только Конан и испуганный конь.
7. ПУТЬ К ЙИМШЕ
Как исчезает туман под порывом сильного ветра, так мгновенно исчезла паутина, окутывавшая мозг Конана. С чудовищным проклятием он прыгнул в седло. Скакун под ним заржал и стал на дыбы. Конан бросил сердитый взгляд вверх на склоны, некоторое время колебался, а затем повернул в том направлении, куда собирался ехать до того, как его задержали фокусы Хемсы. Но теперь он ехал не умеренным шагом. Он отпустил поводья, и скакун ринулся вперед подобно молнии, словно был рад сбросить напряжение в дикой скачке. Они мчали сломя голову по выступу, огибая скалу по узкой тропе. Тропа следовала складке камня и спускалась вниз витками по ярусам многослойной каменной стены. Один раз Конан мельком увидел далеко внизу место падения — огромная груда каменных обломков и валунов у подножия гигантского утеса.
До дна долины было все еще далеко, когда он домчался до длинного и широкого ребра, ведущего на другой склон как естественный мостик. Он поехал по нему. По обе стороны лежали почти вертикальные склоны. Он видел перед собой тропку, по которой ехал, а где-то внизу тропа спускалась со склона на дно долины и, сделав огромный крюк вдоль русла высохшей реки, возвращалась под скалу, на вершине которой сейчас находился Конан. Киммериец проклял необходимость делать крюк, но другого выхода не было. Спускаться вниз напрямик было бы самоубийством. Только птица смогла бы сделать это, не сломив себе шею.
Киммериец пришпорил измученного коня и вдруг услышал где-то внизу стук подков. Придержав коня, осторожно подъехал к краю пропасти и заглянул в ущелье, образовавшееся, когда здесь протекала река. По сухому руслу ехала прямоугольником толпа — пятьсот крепких, вооруженных до зубов, бородатых мужчин на полудиких конях. Наклонившись над краем тридцатифутовой пропасти, Конан окликнул их.
На его оклик они приостановились, пятьсот бородатых лиц поднялись вверх и по каньону пронеслось глухое ворчанье. Конан не терял времени:
— Я еду в Гхор! — крикнул он. — Не рассчитывал встретить вас, псов, на этой дороге. Быстро поезжайте за мной, насколько это могут ваши клячи! Поедем на Йимшу и…
— Предатель! — этот дружный крик был для Конана как ушат холодной воды на голову.
— Что такое? — выдавил он из себя, вытаращив глаза.
И увидел искаженные ненавистью лица и руки товарищей, взмахивающие саблями.
— Предатель! — дружно отозвались они. — Где семеро наших вождей, схваченных в Пешкаури?