Негр приподнял брови:
— Западная Вирджиния, да? Вы уверены?
Пирсон чуть улыбнулся:
— Вполне уверен, да. Можно было, конечно, раньше назвать Огайо и Иллинойс.
Негр пожал плечами, показывая, что это не имеет значения, и улыбнулся:
— Не похоже, что вы собираетесь падать в обморок, хотя… нет, не собираетесь, я вижу… и это главное. Сигарету хотите?
— Спасибо, — с признательностью произнес Пирсон. Он не просто хотел сигарету: он нуждался в ней.
— У меня была, но я потерял. Как вас зовут?
Негр просунул сигарету между тубами Пирсона и поднес к ней зажигалку:
— Дадли Райнеман. Можете называть меня Дьюк.
Пирсон глубоко затянулся и взглянул на вращающуюся дверь, открывавшую доступ к мрачным глубинам и облачным высотам Первого коммерческого.
— Это не было галлюцинацией, правда? — спросил он. — То, что видел я, вы тоже видели?
Райнеман кивнул.
— Вы не хотели, чтобы он заметил, что я его вижу, — продолжал Пирсон. Он говорил медленно, пытаясь связать все это про себя. К нему вернулся нормальный тон — уже огромное облегчение.
— Вы видели, чтобы кто-нибудь еще здесь пытался устроить истерику подобно вам? — спросил Райнеман. — Чтобы кто-нибудь даже выглядел так, как вы? Я, например?
Пирсон медленно покачал головой. Он теперь чувствовал себя не просто перепуганным: он был совершенно растерян.
— Я встал между ним и вами, и я не думаю, что он вас заметил, но в какую-то секунду это вполне могло случиться. У вас был вид, словно у человека, который заметил, как мышка выскакивает из бифштекса, который он ест. Вы из ипотечного отдела, да?
— О да. Брэндон Пирсон. Извините.
— Я из отдела обслуживания компьютеров. Все в порядке. Когда впервые видишь летучую мышь в человеческом облике, так бывает.
Дьюк Райнеман протянул руку, и Пирсон пожал ее, но думал он о другом. «Когда впервые видишь летучую мышь в человеческом облике, так бывает», — сказал молодой человек, и когда Пирсон вспомнил свое первое впечатление от Крестоносца в Капюшоне, шествующего между шпилями в стиле «ар-деко», он понял, что термин очень удачный. И еще одно он понял, вернее, припомнил: хорошо, когда есть название тому, что тебя напугало. Страх не уходит, но его можно держать в рамках.
Теперь он восстановил в памяти то, что видел, думая при этом: «Летучая мышь в человеческом облике — я это впервые увидел».
Он вышел через вращающуюся дверь, думая только об одном, о чем он всегда думал, когда близились десять часов, — как замечательно, когда вдыхаешь первую порцию никотина. Именно это делало его членом племени — как четки или татуировка на щеках.
Прежде всего он отметил, что стало еще пасмурнее с тех пор, как он явился на работу в восемь сорок пять, и подумал: «Днем мы будем сосать свои канцерогенные палочки под проливным дождем, вся наша братия». Конечно, дождик их не остановит: Люди десятого часа упрямы.
Он вспомнил, что окинул взглядом площадку, как бы проверяя, все ли в порядке, — почти бессознательно. Он заметил девушку в красной юбке (и снова подумал, как всегда, будет ли она выглядеть такой же красавицей, если ее одеть в мешковину), молодого, похожего на рок-музыканта уборщика с третьего этажа, который всегда надевал кепочку козырьком назад, когда мыл полы в туалете и закусочной, пожилого мужчину с прекрасной седой шевелюрой и красными пятнами на щеках, молодую женщину в очках с толстыми стеклами, продолговатым лицом и с длинными прямыми черными волосами. И нескольких других, которых видел реже. Одним из них, разумеется, был и красивый молодой негр в кремовом костюме.
Если бы там был Тимми Флэндерс, то Пирсон, скорее всего присоединился бы к нему, но того не было, и Пирсон направился к середине площадки, намереваясь присесть на край одной из клумб (той самой, на которой сидел сейчас). Оттуда он мог бы рассчитать длину и кривизну ног Мисс Красная Юбочка — грубо, разумеется, но какими уж есть подручными средствами. Он был женат, любил жену и обожал дочку, даже и не помышлял об измене, но, приближаясь к сорока, все чаще обнаруживал, что в его крови бродят некие порывы, подобные морским чудовищам. И он не представлял, как может любой мужчина удержаться от того, чтобы не смотреть на такую красную юбочку и не размышлять, есть ли под ней облегающее белье.
Он уже направлялся к клумбе, как кто-то, появившийся из-за угла здания, начал подниматься по ступеням. Пирсон заметил его краем глаза и в обычных обстоятельствах не обратил бы внимания — все его мысли поглощала красная юбочка — короткая, узкая и яркая, как борт пожарной машины. Но он взглянул, потому что, даже краем глаза и даже думая о другом, заметил, что что-то не так с лицом и головой приближавшейся фигуры. И он повернулся и посмотрел внимательнее, лишив себя тем самым сна на Бог знает сколько ночей.
С ботинками все в порядке; темно-серый костюм от Андре Сира, столь же солидный и надежный, сколь и дверь хранилища ценностей в подвале банка, если не более; красный галстук, предсказуемый, но не кричащий. Все прекрасно, все соответствует облику типичного высшего банковского руководителя в понедельник утром (а кто еще может являться на работу в десять часов, кроме высших руководителей?). Только дойдя до головы, ты понимаешь, что либо спятил, либо смотришь на нечто такое, о чем нет ни строчки во «Всемирной энциклопедии».
«Но почему они не побежали? — размышлял теперь Пирсон, когда одна капля дождя упала ему на руку, а другая — на чистую белую поверхность недокуренной сигареты. — Они же должны были с воплями разбежаться, как от гигантских жуков в фильмах пятидесятых годов. — Потом подумал: — Но ведь и я не побежал».