Наконец в середине дня 20 декабря мы добрались до Мелекесса. Городок нам не понравился, показался мрачным. Он был разбросанным, с большими пустырями, свалками. Фонарей на улицах не было.
Разместившись в общежитии Дома крестьянина, мы прежде всего собрали руководителей всех оперативных бригад, работавших в городе по раскрытию преступления, и провели общее совещание. Во всех многочисленных бумагах, справках, показаниях, протоколах, актах не было ни одной зацепки, ни одного сколь-нибудь надежного свидетельства, факта. Из четырех десятков человек, находящихся под подозрением, никому нельзя было предъявить обвинение в преступлении.
Мы начали работу с допроса случайной попутчицы Прониной. По ее рассказу мы, так сказать, из первых уст восстановили события 11 декабря, но ничего нового не узнали.
Как уже говорилось ранее, преступники подстерегли женщин у кладбища. Прежде всего они набросились на Пронину — у нее в руках был чемодан. Воспользовавшись темнотой, ее спутница бросилась бежать и подняла тревогу. На ее крики кто-то откликнулся, где-то залаяли собаки, послышались голоса людей. На помощь никто не шел — то ли из осторожности и страха перед бандитами, то ли просто потому, что была очень темная ночь. Бандиты нанесли учительнице несколько ударов ножом, прихватили чемодан и скрылись.
…Закончилось совещание. Разошлись руководители оперативных групп. Вокруг большого стола остались сидеть только мы, группа Московского розыска.
Все подавленно молчали.
— Ну, товарищи работники Московского уголовного розыска, что делать будем? — спросил Овчинников. — Что вам подсказывают опыт, интуиция, здравый смысл? С чего начинать? Плохо, конечно, что время упущено…
— И не только время, упущены детали, восстановить которые попросту невозможно. В протоколе осмотра места происшествия больше вопросов, чем ответов. Точное время нападения, место, откуда появились бандиты, куда скрылись, их хотя бы самые приблизительные приметы — ничего нет. Придется изучить архивы местной милиции. Будем искать аналогичные случаи. А Мелекесс не тот город, куда приезжают «гастролеры». Здесь местные «поработали». В крайнем случае, из соседних деревень. А следы грабители все-таки оставили… — Овчинников посмотрел на товарищей, усмехнулся. — Есть следы! Дмитрий Сергеевич, знаешь какие?
— Да, — сказал Колбаев. — Место происшествия. То, что их было трое — это же следы! И то, что они подстерегали невдалеке от вокзала — тоже след. Возможно, они специализируются на ограблении поздних пассажиров?
— Жестокость бандитов — тоже след, — сказал Тыльнер. — Они могли ограбить, не убивая.
— В милиции должны быть сведения о местных преступниках. По ним пройтись надо, — предложил Свитнев.
— А вы обратили внимание на одну строчку в акте осмотра? — спросил Овчинников. — Характер ран… Они своеобразны. Глубокие и очень узкие входящие отверстия. Это не обычный бандитский нож…
Начали с просмотра всевозможных жалоб трудящихся в милицию, прокуратуру, горсовет, горком партии, редакцию местной газеты. Мы сами теперь убедились, насколько вольготно чувствовали себя преступники в Мелекессе.
Одновременно с просмотром жалоб и сигналов, поступавших от граждан, мы организовали тщательную проверку записей в журналах больниц, амбулаторий, аптек города, куда обращались за помощью жители в случае травм, повреждений, ножевых ранений. Затем мы принялись за архивы милиции, прокуратуры, народного суда, обращая особое внимание на уголовные дела последних трех лет. Каждое уголовное дело мы как бы «примеряли» к убийству Прониной, пытаясь найти совпадение в деталях.
Эта работа оказалась сложной — архивы здесь хранились не как это полагается, а были свалены в кучи на стеллажах; дела не были разобраны ни по датам, ни по характеру преступлений, ни по статьям обвинений. И все же мы тщательно просматривали дела и все, что представляло интерес, выписывали или передавали отдельной группе для более тщательного изучения.
Да, поиски преступников мы начали не в пригородах Мелекесса, как предполагали, а в архивах милиции, суда, прокуратуры. Ни опасных перестрелок, ни многочасовых засад, ни очных ставок — только шелест страниц.
Чтобы быстро проверить те или иные данные, разыскать того или иного человека, нам требовалась карта города. Карты не оказалось ни в милиции, ни в горсовете. Мне пришлось составлять схему города Мелекесса, занося в нее названия улиц, расположение пустырей, пивных, столовых, кинотеатра. Уже через два дня мы знали город лучше, чем люди, прожившие в Мелекессе всю жизнь.
Из архивных данных мы узнали, что вечером 2 декабря, за девять дней до убийства, в городе было совершено еще дерзкое вооруженное нападение на граждан, во время которого некоему Салазкину были нанесены тяжелые ножевые ранения. Медицинская экспертиза установила, что раны нанесены узким колющим оружием с острыми краями. Потерпевший рассказал нам, что видел в руках одного из грабителей длинный тонкий кинжал. Еще один след!
Из архива мы изъяли дело об убийстве гражданина Малова, совершенном около двух лет назад. В акте вскрытия указывалось, что раны очень глубокие, входящие отверстия необычайно малы, что оружие имеет острые края. В свое время дело прекратили «за нерозыском виновных». Знакомясь с этим делом, мы нашли смятый клочок бумаги. Это была анонимка. Неизвестный гражданин сообщил милиции, что убили Малова бандиты Розов и Федотов. Сигнал этот не проверили, но, к счастью, подшили в дело.
Сопоставив убийства Малова и Прониной, ранение Салазкина, пришли к выводу, что все эти преступления совершены одной бандой. Мы установили адреса Розова и Федотова. Оказалось, что они живут в Мелекессе, знакомы между собой, что образ их жизни далеко не безупречен. Следовательно, анонимка была не просто безответственным наговором какого-то завистника, жаждущего свести счеты с соседом.
К вечеру мы узнали, что Федотов дома, а Розова в городе нет.
— Что ж, начнем с Федотова! — сказал Овчинников. — Произведем обыск сегодня же ночью. Что же касается Розова, возьмем его дом под наблюдение.
Обыск у Федотова дал нам кое-что существенное. На одежде, обуви, шапке Федотова эксперт Челядко обнаружил следы человеческой крови.
Появление милиции произвело на преступника ошеломляющее впечатление. Он оказался человеком трусливым и слабым.
— Итак, вы знаете, в чем вас подозревают? — сказал Овчинников, обращаясь к Федотову.
— В чем… я ни в чем… Это ошибка…
— Вы подозреваетесь в убийстве! — жестоко сказал Виктор Петрович. — Будете давать показания? Откуда у вас кровь на шапке?
— Случайно… Руку ранил… Хотел вытереть…
— А на обуви откуда кровь?
— Может, капнуло…
— Но у вас кровь и на одежде? Кроме того, у вас не та группа крови, Федотов.
— Я же не сказал, что я поранил свою руку…
— Кого же вы поранили?
— Не я поранил…
— Малова вы убили? — в упор спросил Овчинников.
— Нет.
— Розов?
— Да.
— А теперь давайте по порядку, — продолжал Овчинников. — Спокойно, не торопясь, нам еще успевать записывать надо. А потом с Розовым поговорим. — Увидев в глазах Федотова вспыхнувшую надежду, Овчинников усмехнулся. — Вы хотите сказать, что Розова нет в городе? Вернулся! Полчаса назад. Скоро здесь будет.
Вначале Федотов признался в убийстве Малова. Он рассказал, что совершил это преступление вместе с Розовым. От убийства Прониной он пытался отказаться, но улики были неоспоримы, и в конце концов рассказал все.
Розова мы задержали в ту же ночь. Перед возвращением он посылал какую-то женщину узнать — не было ли кого у него дома, не интересовался ли им кто. И, только убедившись, что все спокойно, пришел домой.
Мы уже знали, что Розов называл себя «царем Мелекесса». «Ночью в городе хозяин я», — говорил он своим дружкам. И они не оспаривали его первенства, это было небезопасно даже для них. Многочисленные преступления, оставшиеся безнаказанными, создали у Розова чувство собственной исключительности. Одна деталь: мне ни разу не приходилось видеть такого количества татуировок на теле одного человека — вся спина, грудь, руки, ноги Розова были разрисованы крестами, кинжалами, револьверами, змеями, орлами. На его груди красовались две татуировки антисоветского характера. Трудно было найти на его теле чистое место величиной хотя бы с ладонь.