– Церковь аббатства, строительство которой было закончено в тысяча сто сорок четвертом году, несомненно, оказала огромное влияние на последующее развитие готической архитектуры.
Я с трудом подавил зевок. Ну да, красиво, мрачновато, правда. Но какое это имеет отношение к моим проблемам? И что это за проблемы вообще. Пропажу Инны я таковой считать перестал. Помните анекдот, где лежит голая девушка, прикрытая лишь сомбреро, и в ответ на предложение помочь человеку другой собеседник отвечает: сам залез, теперь пусть сам и вылазит.
– …был послушником аббатства. За спасение юного дофина он был приближен ко двору и пожалован титулом. – Я прислушался повнимательней.
Как оказалось, этот служка был воплощением святости. Всегда был рад помочь добрым советом и предостеречь от опрометчивых поступков. Что не оченьто нравилось более достойным братьям. Неизвестно, чем бы это закончилось, но он, «услышав глас Божий», вовремя поднял тревогу по поводу кареты с королевским отпрыском, упавшей с моста.
Интересно, интересно. Но триста лет, отделяющие меня от сих славных дел во всех отношениях достойного юноши, сводили утилитарную пользу информации к нулю. Разве что могли служить практическим пособием «Как возвысится и приобрести влияние при дворе». Ко двору мне не хотелось, скорее, после выпитого пива нужно было во двор.
Безмолвный служитель, несомненно сталкивавшийся с подобным поведением не впервые, молча указал расположение нужных мне апартаментов. Не став присоединяться к группе, я просто бродил, рассматривая убранство церкви. Двери с табличкой «Настоятель» или «Святой аббат, прием по личным вопросам с…» нигде не наблюдалось.
Вот попробуйте «продать талант», если вокруг одни лишь стены. Пусть не совсем голые, пусть даже сто раз памятники мировой архитектуры.
Выходит, без общества я ничто и мой дар – дар паразита. «Грызун мелкий, сумчатый». Почему сумчатый, я и сам не знал. Видимо, пришло время самобичевания, вот я и понес ахинею.
– Если бы грызуны не были нужны, вряд ли господь допустил бы их существование.
Должно быть, я какоето время говорил вслух. Стало досадно, как будто меня застали за чемто неприглядным, и я шагнул было в коридор. Но говорили со мной порусски, и любопытство взяло верх. В конце концов, любая информация могла пригодиться.
Я вопросительно взглянул на собеседника. Лет сорока пяти, спокоен, как человек, много повидавший и готовый к любым превратностям судьбы, крепок. Моего «мерцания» не заметить он не мог, но на его лице это никак не отразилось.
– Мне кажется, нам есть что сказать друг другу. – Акцент был еле заметен, но всё же чувствовался.
Я попрежнему молчал, плохо соображая, что должен говорить и должен ли вообще.
Кабинет всётаки наличествовал. Без таблички, правда, но зато с огромным монитором, немаленьким системным блоком и кучей всякой дребедени, вроде модемов, факсов и прочих там принтеров.
– Итак, Юрий, вас просили передать привет от Алеши? – Собеседник наливал коньяк, стоя ко мне спиной, и выражения его лица я не видел. «Алексей, Алешенька, сынок», – зачемто пришло на ум, и тут я врубился. Ну конечно, отец Алексий! Но как он узнал? Ведь я сам еще вчера…
– Я тоже экстрасенс. Любитель.
Забавляясь в «Бюро», я не предполагал, что надо мной ктото может сыграть одну из моих шуток. Смеялся он заразительно, и я не замедлил последовать его примеру.
14
– И что, есть какието ограничения?
– Да нет, в общемто никаких. Правда, мы стараемся не действовать друг против друга, не затевать «крупномасштабных войн». В конечном итоге старший всегда оказывается сильнее. И не потому, что обладает какимто особым потенциалом. Просто он живет дольше.
В последние полчаса меня мучили две мысли: «споймали, гады» и «что мне за это будет». Но ловить, вернее, хватать меня никто не собирался. И, как я пытался осторожно выяснить, наказывать за ранее содеянное тоже. Ну не станете же вы казнить дитя неразумное за то, что он убил из рогатки пару голубей и спер у соседки варенье. На моей грешной душе постепенно легчало. И я принялся тешить любопытство.
– Отец Алексий… он тоже?
– Нет, но, помоему, он догадывается. Я был в Сопротивлении и после войны не спешил становиться паймальчиком. Русское ГРУ собрало на меня коекакой компромат. Так, баловство. И попыталось шантажировать. Поиздевался я над ним на славу!
– Но ведь ему девяносто, а вы… – Я окинул взглядом собеседника.
– Мне сто сорок пять. – Сказано это было так просто, что у меня отвисла челюсть.
– А мистер МакЛауд тоже придет? – В смятении я ляпнул первое, что пришло в голову.
– МакЛауд не придет, но, если хотите, я лично знаком с Андрианом Полом.
– Да нет, это я так, от неожиданности.
– Мы не бессмертны в прямом смысле слова. И теоретически любого из нас можно убить из обыкновенного ружья или зарезать. Но на практике страшна лишь разрывная пуля в голову или чтото мгновенно отключающее сознание, взрыв, например. Соблюдая минимальные меры предосторожности, можно дожить до глубокой старости. Хотя от старости никто из нас еще не умер.
Воодушевленный открывшейся перспективой, я молчал, но всё было написано у меня на лице.
– Ну же, смелее.
– А… сколько лет старшему из нас?
– Чтото около семисот. Чем старше становишься, тем более тщетным всё кажется. Дети умерли, а внукам и правнукам даже и признаться неудобно, чей ты дедушка, а то ведь побьют. Многие уходят в коридор. Навсегда или надолго, никто не знает, ведь место у каждого свое, и гостей мы не принимаем.
Я ничего не стал говорить, не ходят друг к другу в гости, ну и ладно.
– Так дети?..
– Сколько угодно, поначалу это многим нравится. – Он улыбался.
– Скажите, а женщины, они тоже…
– Ни с одной из наших женщин за все годы так и не удалось толком поговорить на эту тему. Но я думаю, что нет. То есть у каждой из них есть свое убежище, но «возвращаться» они не могут. Наверное, это к лучшему. Зато долгожителей среди них больше. Видимо, женщина иначе устроена. Она меньше озабочена судьбами мира, у нее меньше амбиций. Или амбиции ее лежат в несколько другой области. Они просто живут, наслаждаясь каждым мгновением. Да, многие из них считают это тайной, так что не спешите разочаровывать.
Мы недооцениваем убойной силы сериалов. МакЛауд крепко засел в голове и норовил вылезти наружу.
– А как нам узнать друг друга?
Он опять засмеялся:
– А зачем? Солдат ребенка не обидит, а со сверстниками иной раз даже приятно подурачиться. Не лишайте себя сюрпризов, друг мой!
Мы тепло попрощались, а темечко прямо жгло ощущение «смотрин». Более года я наслаждался полной свободой, и хотя не был снобом, сейчас понял, что смотрел на людей немного свысока. И вот не очень жесткая, но всё же конкуренция. Но ничего страшного не произошло, а необратима только разрывная пуля в голову. Да и то наличие «старших товарищей» ставило это под сомнение.
День, несомненно, прошел не зря, и голова шла кругом от новых сведений. Назавтра Инна не появилась, а в спортзал мне чтото не хотелось, и я решил немного полюбопытствовать, наняв детектива.
– Про ночное происшествие известно мало, ничего ценного не пропало, какаято брошь. Стоит пустяки, и в полицию обращаться не стали. Но приходящая прислуга рассказала, что вчера во время приема буквально из ниоткуда появилась голая женщина. Смутившись и пробормотав чтото вроде извинений, она попыталась выйти. Но хозяйка поместья вцепилась ей в волосы, и на этот раз пропали обе. – Было видно, что рассказчик не был уверен в моей реакции и говорил осторожно, проверяя впечатление. Его можно было понять, ибо репутация агентства напрямую зависела от качества информации. Здесь же попахивало мистикой.