И все эти двадцать пять лет вряд ли будут намного отличаться от этих четырёх, в училище: «подчиняйся старшему, дери младшего». А этого как-раз я и не хотел.
Я шёл, размышлял, и опять меня захлёстывала волна жгучей обиды: да за что ж вы на меня так вызверились, гады, за что так достаёте?! Этой вечной губой, презрением, издевательствами, этой грязью, этим постоянным дёром? Сколько можно?!
Короче, пришёл к Маринке, переоделся в свою гражданку, которую ещё из первого отпуска привёз.
Нина Марковна подошла:
«Что случилось, Юрочка? По какому поводу кожу меняешь?»
Рассказывать правду ей не стал: у неё рак груди, волноваться нельзя. Соврал:
«Да вот, Нина Марковна, дали увольнительную — пойти у одного офицера ремонт сделать. А что в гражданку переодеваюсь, так в ней же работать сподручнее. Да и патрули по дороге не дёргают.»
Но Маринке всё рассказал. Всё, как есть. А что она может сделать? Обняла, пожалела, ласковых слов наговорила. И за это спасибо, что хоть есть человек, которому о своих бедах поплакаться можно.
А с другой стороны — не самое это лучшее дело, плакаться любимому человеку: и ему потом тяжело, и тебе лучше не становится. Всё-равно сам должен свои проблемы решать, никто за тебя этого делать не будет.
Сначала думал уезжать домой. Немедленно. Сегодня же вечером. Но как-то так получилось, что на ж/д вокзал опоздал, до автовокзала не доехал… Завис. Возвратился к Маринке, сижу в её комнате, чувствую, что долбят меня дятлами разные неприятные мысли. И места себе не нахожу. Раньше, когда в самоволку наглую пошёл, их ещё не было. А сейчас подостыл, успокоился, и полезли, родимые.
Ну, думаю, как ни крути, а всё же надо идти сдаваться. Я ведь знаю, что такое операция «кольцо», сам наблюдал однажды, когда помощником дежурного по училищу стоял, и два зэка-рецидива убили часовых, захватили оружие и подались в бега. О, тогда я насмотрелся на это «кольцо» вдоволь: объявляют розыск, поднимают по тревоге воинские части, вооружают людей, расставляют посты на всех дорогах, вокзалах, проверяют машины…
Хотя, конечно, не все будут искать, как искал бы сам Джафар. Скорее, вместо поисков кинется иной офицер домой, к жене, забьётся под одеяло и только через каждые полчаса будет звонить, докладывать:
«Товариш майор, Кондырев на южном вокзале не обнаружен… Товариш майор, Кондырев на киевской трассе не обнаружен…»
«Продолжате поиски!»
«Есть!» — и снова продолжит поиски под одеялом.
И, конечно, моё исчезновение — это не побег двух вооружённых зэков-рецидивов. Но…
Но всё-равно, побег курсанта четвёртого курса режимного, секретного училища — не шутка!
Короче, понял я, что против системы не попрёшь. Надо идти сдаваться, а там — будь, что будет. Предстоит тяжёлое испытание, — говорил я себе. — Так надо его пройти до конца! Но именно тогда я на все сто окончательно решил уходить. Независимо от того, как встретят меня в училище после возращения.
Решил провести ночь у Маринки, а утром пойти сдаваться. Боже, какое же это наслаждение — почувствовать себя свободным, ощутить, что ты снова сделался хозяином своих поступков, пусть даже на короткое время! Какое наслаждение — знать, что ты провёл эти день и ночь с любимой девчонкой именно тогда, когда тебе этого хотелось, что это — только ваши с ней день и ночь, что никто у вас этого не отнимет…
Уже утром, когда я завтракал, неожиданно раздался стук в дверь.
«Кто это в такую рань?» — удивляется Маринка и идёт открывать.
Я из кухни не видел, кто зашёл в дом, но голос, этот проклятый неживой голос, я узнал мгновенно:
«Здесь товарищ курсант Кондырев?»
Ни черта себе! Джафар! Как? КАК ОН УЗНАЛ?!. Из своей комнаты выходит Нина Марковна. Они с Джафаром знакомы: она ведь в своё время работала в училище.
«Здравствуйте, Нина Марковна! Так вы тут беглеца укрываете?..»
«Беглеца? Какого беглеца?» — растерянно переспрашивает Нина Марковна.
«Курсанта Кондырева!»
«Он… он беглец?.. А мне сказал, что… Боже мой, я же ничего не знала…»
Я выскакиваю в коридор. Вижу — рядом с Джафаром стоит мой лучший друг Пирогов, единственный, кто знал этот дом. Стоит, соколик, а глаза честные-честные.
Я — в ужасе. Это что же, получается, что я Нину Марковну подставил?! Но кто, кто мог знать, что мой лучший друг Пирог меня предаст?! Все уже стучали, все закладывали друг друга. Один только Пирог мужественно держался. До этого утра.
Смотрю, Нину Марковну уже колотит, а ей же волноваться нельзя! Маринка её обнимает, пытается успокоить.