«Так то для плиточника…»
«Молчи и радуйся жизни, Кондырев, — вещает, а рот — до ушей. — Я как-раз и есть тот самый героический плиточник…»
Заходим в туалет, кидаемся к бортикам.
«Лёгких путей ищете, курсанты, — осаживает нас Чегликов. — Ваш фронт работ — не здесь.»
«Не здесь? А где же тогда?»
И тут он нас подводит к «дючкам» у стены напротив, где и бортиков-то ещё нет. (Раньше в туалете кабинки были с дверками, но Джафар приказал их «срыть», чтобы «всегда иметь возможность контролировать личный состав в его свободное время», как это он объяснил. Так вот, кабинки-то «срыли», а бортики вместо них поставить успели ещё не везде.)
«Так где ж тут плитку класть? — изумляется Ведищев. — Тут и бортиков-то ещё нет.»
«Верно подмечено, товариш курсант, — ухмыляется комбат. — Вы вот бортики тут поставьте и потом плиточкой их обложите. Задача ясна?»
«Но ведь…»
«Задача ясна?»
Стоим перед комбатом — дураки дураками: плиточниками действительно вызывались, но не каменщиками же! Однако выходим из нокдауна, начинаем задавать наводящие вопросы. О всяком-разном. Ну, там, например, о том, где брать цемент. И кирпичи. И песок. И носилки, мастерки. Лопаты, и потом ещё…
«Что вы мне глупые вопросы задаёте, товарищи курсанты? — сердится Чегликов. — Уже полгода отслужили, не маленькие. Найдёте. Или, может, вы домой, в отпуск не хотите? Так это только проще — пойдёте на казарму, чтобы так, не торопясь, без фанатизма…»
Развёл. Развёл на доверии. Как детей, как салаг зелёных. Потому что нет уж, товариш майор, «на казарму» — это не к нам. «На казарме» работают двоечники и «политические». И должны они побелить все потолки, покрасить все стены и окна, навести все «сапожки», ободрать с полов старую краску, положить новую, вскрыть сверху мастикой и натереть до блеска. И это ещё далеко не всё.
В общем, бедняги, которые «на казарме», сутками шуршат электровениками как заведенные и едва-едва успевают закончить к началу нового семестра. И дело даже не в том, что работы больше нет. Очень даже есть. Во всяком случае, найдётся, если надо. Просто по времени уже полный цейтнот — отпуск закончится. Так что нет уж, премного благодарны. Мы уж лучше плитку положим, честное слово!
Ну ладно, цемент нашли в наружной каптёрке. Кирпичи старшина дал. А песок? Легко сказать, мол, не маленькие, найдёте. А где же его найдёшь, если из училища никуда не выйдешь детские площадки потрошить. Да ещё ведь не май — зима на дворе!
Вспомнили о пожарном щите в караульном городке. Ночью, когда по близости не было дежурного по училищу, прокрались в караульный городок к пожарному ящику с песком. А там — мама! — льда на пол-метра. Содрали со щита лом и давай долбить. Полночи на этот чёртов лёд убили, пока добрались до песка. Потом вспомнили — носить-то его нечем! По-диверсантски сломали замок в наружной каптёрке четвёртого курса, рискуя здоровьем, украли лопаты и вёдра. Натаскали песка.
Работа пошла быстро — я бортики поднимаю, Виталик следом плитку кладёт. Мастерков нету, так мы руками наловчились. (Правда, бортиков оказалось не три, а четыре, но нас тогда это уже не смутило.)
К следующему вечеру закончили. Тут же кинулись к комбату, доложить об исполнении. А сами уже прикидываем, вот, мол, сейчас быстренько помоемся, переоденемся, получим отпускные документы и ещё на сегодняшний вечерний поезд как-раз поспеем. Я — на свой, киевский. Виталик — на свой, крымский.
Комбат пришёл принимать работу, осмотрелся, заулыбался:
«Молодцы, ребята. Отличная работа. Можно ехать домой.»
Мы и плечи расправили. А он всё улыбается, странно так, нездорово. Но мы на это тогда внимания не обратили — уж больно домой хотелось.
«Разрешите идти, товариш майор?» — спрашиваем, а сами аж притопываем на месте от нетерпения.
«А чего же, — пожимает плечами комбат всё с той же улыбочкой на губах. — Идите, товарищи курсанты. Вот только ещё эти три бортика обложите плиткой и — мотайте на все четыре стороны…»
«Так вы же говорили…» — робко пытаемся возражать.
«Что я говорил?» — спрашивает Чегликов и улыбается, улыбается пуще прежнего.
«Ну, того, насчёт трёх бортиков…»
«Не помню, — пожимает плечами. — О бортиках действительно говорил, вопросов нет. Но чтобы именно о трёх…»
Мы уже потихоньку злимся и дружно крутим в кармане кукиши, но — делать нечего — продолжаем работать. Уж больно домой хочется. Это старшекурсники привыкли, что их дом — казарма, поэтому их так уж сильно к родным пенатам не тянет. А мы ведь салаги, только недавно от маминой юбки!