Я перебросил скатанный бредень через загородку и оглянулся на Левку. Тот стоял подбоченясь, на голове у него была не шевелюра, а какой-то торжествующий вопль.
— А в чем, собственно, дело? — спросил Левка. Иногда он был сущим идиотом — или притворялся, трудно понять.
— В чем дело? — Старик надел шляпу и переглянулся с шофером, улыбнувшимся в глубине кабины. — Может быть, ты все-таки оденешься, прежде чем со мной разговаривать? Или и мне снять штаны прикажешь?
Кто-то тихо засмеялся. Я заглянул через Семкино плечо и увидел весь каменский малинник: девчата сидели на лавочке у нашей веранды и с интересом прислушивались к разговору. В мире нет никого любопытнее и смелее целинных девчонок. Смелость — от малочисленности: каждой — сотня защитников, будь она хоть страшнее германской войны.
— И все-таки — в чем дело? — настойчиво переспросил Левка. — Ваши инсинуации меня…
— Инсинуации?.. — Старик сощурясь оглядел Левку с головы до ног. — Ах ты сопля…
— Давайте оставим взаимные оскорбления, — побледнев, сказал Левка. — Перейдем лучше к делу…
Я понял, что его занесло и что вмешиваться бесполезно. Поэтому я подтянул штаны, присел на теплое крыло «Матильды» и отвернулся.
— Ну ладно, — сказал Старик, остывая, — ладно, перейдем к делу. С лентой без меня ходили?
— Ходили.
— Считайте, что этого не было. Ни одной прямой не нашел, где бы метра на два не обсчитались. А у скотных дворов тридцать метров потеряли. Даже если ленту зигзагами класть, все равно так не получится.
Левка открыл было рот, но не сказал ничего. Я тоже был удивлен: обмеры участка мы проводили тщательно, некоторые прямые даже перемеряли два раза и ожидали за это по меньшей мере похвалы.
— Фанфаронство, а не работа, — жестко заключил Старик. — Ну, а ямы какие вы мне накопали?
— Метр восемьдесят, — хмуро ответил я.
— Метр восемьдесят? — Старик подмигнул Борьке, учтиво взиравшему на нас с высоты. — Да в эти ваши метр восемьдесят, извиняюсь, дерьма куриного не закопать. А я вот репера привез, куда их прикажете ставить?
Левка демонстративно промолчал. Он этим ямам вообще не придавал значения: считал, что Старик их выдумал исключительно с воспитательной целью. Я по этому вопросу не имел собственного мнения и целиком полагался на Левку: как-никак это его брат был геологом, а не мой. А вообще-то смутное убеждение, что мы оказались не у дел в результате чьих-то интриг, у меня было. Слишком незначительным казалось то, чем мы здесь занимались: копали ямы, обмеряли дома, которые все равно предстояло сносить. Ох уж и дома это были! Белые только с виду, а на деле — сколоченные из разных там щепочек и брусочков, обмазанных глиной: глина кусками отваливалась при пустячном толчке.
— Нет, знал бы я, что вы такая шантрапа… — Старик устало вздохнул и спрыгнул на землю. — А я-то всем говорю: в Каменке ребята — орлы, моя личная команда…
Борька хмыкнул и сплюнул мне на голову косточку.
Семка поставил миску на скамейку и участливо посмотрел на меня.
— Я им говорил, что вроде бы ямы мелковаты… — сказал он. — Если для шахты, конечно. Они тут все рассказывают, что золото ищут.
— Товарищ начальник! — подала голос от веранды Ленка. — Это правда, что нашу Каменку будут взрывать динамитом?
Старик вытер ладонью лоб и нехорошо улыбнулся.
— Это вот у них спросите… Они вам тут все взорвут, террористы…
— Пираты… — поддакнул Боря. Я погрозил ему кулаком.
— А ну, — махнул рукой Старик, — садись в кузов, к чертовой матери!..
Девчата на лавочке оживленно зашептались. Левка стал медленно натягивать свои джинсы.
— Ты что же, товарищ, совсем их от нас забираешь? — прищурясь, спросил Семка.
— Посмотрим, — коротко ответил Старик.
— Эй, геологи! — хором закричали девчата. — Оставьте нам своего оранжевого!
Мы быстро вскарабкались в кузов, начальник закрылся в кабине, и «Матильда», переваливаясь, как баркас, медленно выкатилась на дорогу.
— И щуку бросили в реку, — сказал мне Левка.
— Правильно твоя губа шлепнула, — ответил я.
«Матильда» весело бежала по поселку. Справа и слева тянулись ряды белых домов. Хоть бы одно деревцо! Только в палисадниках буйно растут кусты, усыпанные несъедобными, но отчаянно красными ягодами. Почти в каждом дворе за калиткой стоит трехтонка, трактор или комбайн. Чайхана с крылечком на граненых столбиках. Серый, огромный, мрачноватого вида клуб. И снова целый зоопарк горбатых коричневых комбайнов.