— Да, я тоже, — сказал Игорь; таиться друг от друга не имело смысла.
Кахидзе задумался.
— Надо пробираться в Севастополь, — сказал он после тягостного молчания. — И чем раньше, тем лучше.
Игорь нехотя усмехнулся, прикрыв ладонью трещины на губах: сочилась кровь… Показал глазами на свою одежду. Одеты они были, конечно, не для прогулок на виду у немцев: гимнастерки, тельняшки, сапоги — на ком флотское, на ком общевойсковое… и все это в пятнах крови, в пыли, и все это выдавало их с головой.
— Все равно переодеться мы сможем только в Севастополе, — сказал Кахидзе, несколько даже иронически разглядывая Игоря. — Об этом я позабочусь. А пойдем открыто, только ты не бойся, понахальней, знаешь… Это самый верный способ туда пробраться. Главное — не трусь, помни, что в нашем положении нам уже терять нечего… кроме собственного достоинства. Но если уж мы его до настоящего времени не потеряли, надеюсь, и в дальнейшем обойдется.
То ли он действительно ничего на свете не боялся, то ли рассчитывал на слепую удачу или на какие–то особые обстоятельства, Игорь затруднился бы ответить. Так или иначе, в пригороды Севастополя они вошли совершенно открыто.
— Теперь основная наша задача подхарчиться и как можно скорее сменить обмундировку, — сказал Кахидзе, уверенно направляясь к ближайшему домику, сложенному из желтого ракушечника.
Кахидзе был незаурядным разведчиком и, возможно, не тем, за кого себя выдавал. Он умел гадать на картах — и женщины ему верили, хотели верить в эти смутные времена без мужей, без сыновей, отрезанные от страны и ее фронтов; не работала почта, не приходили весточки от близких. Словом, смельчаков кое–как переодели, дали харчишек и напутствовали добрыми словами.
Игорь вынужден был открыться своему спутнику: у него скверно с рукой, опухоль разрастается, идет от плеча книзу. Он понимал, что становится обузой.
— Бросай эти безыдейные разговорчики, кацо, — недовольно пробормотал Кахидзе. — Тут, понимаешь, кацо, у меня есть знакомая женщина, на квартире у нее жил в дни обороны. Это на Инкерманском шоссе, сразу за городом. Вечером я тебя к ней отведу, что–нибудь придумаем. Днем мне там показываться нежелательно, меня помнят и знают. Может быть, не знают, но уж помнят как пить дать.
Квартирная хозяйка Вано оказалась женщиной порядочной и вполне надежной. Игоря она оставила у себя в горнице, а бывшего квартиранта спрятала неподалеку в скале — нашелся там у нее тайничок. Она же назавтра позаботилась и о медсестре, которая должна была прийти и выяснить, насколько серьезно у Игоря с рукой.
Но еще до прихода медсестры, в самый полдень, наведался вдруг какой–то случайный унтер–офицер с автоматом, подозрительно обозрел Игоря со всех сторон.
— Партизан, зольдат?
Хозяйка торопливо заверила его, что вовсе нет, просто так, знакомый, по слесарной части в городе работает. Видимо, немец не был уполномочен задерживать подозрительных мужчин, а имел задачу узкую, личного характера. Увидел на руке Игоря часы, они ему понравились, залопотал что–то, часто повторяя: «Oh, wie schon ist diese Uhr! Wie spat ist es?», и снял их, почему–то не обратив внимания на именную гравировку с исподу по крышке: «Игорю Шумейко, герою войны с белофиннами, от рабочих города Ленина». Для безопасности давно бы следовало Игорю расстаться с этими часами, но дорожил он ими пуще всего. А немец не обратил внимания на гравировку, так же как не заметил странного в своей неподвижности утолщения под рубашкой у Игоря. Он свое получил и — был таков.
Вечером заглянула рябенькая медсестра, тоже слегка прихрамывающая. Она дала ему обезболивающее, сделала перевязку и сказала тихо, с состраданием:
— У вас флегмона. Если вам не сделают срочную операцию, вы умрете.
Кахидзе долго раздумывал над новой напастью. Но, видимо, безвыходных положений для него вообще не существовало. Он сказал, уже не колеблясь:
— Я отведу тебя в Севастополь в поликлинику, пусть еще там посмотрят.
— Это как же ты меня отведешь? — хмуро поинтересовался Игорь. — А там спросят, откуда рана?..
— Ходи веселей, кацо! Шанс у нас опять–таки единственный, но мы его используем, иначе будем последними идиотами. Ты представляешь, что творится сейчас в Севастополе? Полная неразбериха. Немцы еще не чувствуют себя здесь подлинными хозяевами. Им не до тебя лично, даже если ты раненый защитник Севастополя. Словом, пойдем с единственного козыря.
Женщина–врач в поликлинике испуганно на Игоря взглянула.