— Я те где деньги возьму! — взвился Васька. — Жалованье мое семь рублей в год, а за прошлый год ты жалованье задержал! Я как семью кормить должон, бл…дин ты сын?
В толпе послышались сочувствующие возгласы: «Верно говорит!» Но Щербатый вскочил, грозно окинул толпу взглядом и приказал:
— От тебя только видим кнут да хомут, уд собачий ты, а не человек! Волю те дай так всех бы нас похолопил, падла! Ниче, я до государя дойду, но тебя здесь не будет!
Еще Васька грозился, а ему уже крутили руки воеводские денщики и волокли к козлу, возле которого стоял с кнутом Степан Паламошный.
Федор Пущин не стал дожидаться окончания битья. Оно, конечно, за казной следить надо, но воевода палку перегибал. Сам живи и другим давай! Благо Сибирь велика…
Во дворе зятя Ивана Павлова все уже было готово к обряду пострига его четырехмесячного сына. Стоял оседланный конь. У крыльца расстелен ковер. Крестный отец Григорий Пущин с женой в праздничных одеждах тоже были во дворе. Тут же крестная мать, соседка Павловых, Аленка Петлина. Дочь Федора Пущина, Мария, стояла с сыном на руках на крыльце, увидев отца, воскликнула радостно: «Батя!» и вручила ему внука. Прочитали благодарственную молитву Спасу и Симеону Столпнику, Иван Павлов подал ножницы Григорию, тот осторожно выстриг у младенца на голове маленькое гуменцо и подал светлые пряди волос матери. Мария спрятала их в заранее приготовленную ладанку. Иван подвел коня к ковру, на котором стояли кум с кумой, держа на руках младенца. Григорий передал Ивану сына:
— Принимай, Иван, своего богатыря, сажай на коня, пусть он станет истинным казаком да поднимется, как дед его, Федор Иванович, до сына боярского аль до атамана!..
Иван поклонился, принимая сына, затем осторожно посадил его на коня и, придерживая руками, пошел рядом с конем, которого вел по двору под уздцы Григорий. Федор Пущин радостно воскликнул:
— Казак внучек, истинно казак! Дарю ему коня калмыцкого!
Григорий подвел коня к крыльцу, принял от Ивана крестника, передал его матери:
— Ну, вот принимай, рости мужика!
— Благодарствуем, родные наши кумовья! Примите от всей души подарки, куме волосник, куму нож в серебряных ножнах.
Кума одарила крестника, по обычаю, опояской и кожаными голицами. Когда сели за стол, кум с кумой разломили над головой крестника рыбный пирог, приговаривая:
— Как бы пирог сей богат сытостью, такой бы богатой и сытой была бы жизнь нашего крестника смолоду до самой старости!
— Благодарствуем на добром слове! — поклонился Иван крестным сына. — А теперь пожалуйте за стол, выпьем по чарке за здоровье наследника моего!
На столе поблескивали янтарной кожей на оловянных больших блюдах два гуся, в ставцах, накрытых расписанными крышками, ожидала стерляжья уха, в деревянных чашах капуста квашеная с клюквой, соленые рыжики да огурцы!..
— Федор Иванович, — обратился Иван Павлов к Пущину, — ты урман лучше нас знаешь, где ноне сподручнее будет соболя промышлять?
— У тебя же промыслы добрые были в Чурубаровской волости…
— Были, да сплыли, князь Осип себе прибрал. Уже прошлой зимой там своих людей посылал, капканы ставил, а ныне, говорит, меняйте место…
— Да, скоро так-от всех нас воевода по миру пустит!.. Патрикеев с шурином Мишкой Вяземским ажно кипят: Оська послал Копыловых в Енисейск да Красноярск со своим вином, отбил их торговлю, а оттуда Копыловы пойдут к белым калмыкам коней покупать, а после тех коней нам старшой воевода будет продавать втридорога!
— Да, все воеводы под себя гребли, а такого, кажись, у нас не бывало! Одна надежа на государя, может, челобитную послать, чтоб убрал его? — перешел на шепот Иван.
— Так просто не уберет!.. Тут думать надобно… Хорошо думать…
— С воеводой тягаться, что против ветра плевать, — махнул рукой Григорий. — Где власть, там и сласть…
Домой Федор с женой возвращались в сумерках, однако на улицах было полнолюдно. То тут, то там веселые песни, девки хороводили, слышался смех, играли дудки…
У дома казака Логина Сургуцкого девчата-подростки хоронили в репном гробу мух. Федор весело крикнул:
— Глубже, глубже хороните, чтоб завтра все подохли кусачие!
— А тараканов мы уже похоронили! — похвастались девчонки. — Чтобы был добрый новый год!
Да и то верно — пусть будет новый 7156 (1648) год лучше прежнего!
Глава 11
Кто думает, что воеводская власть токмо сласть, тот весьма ошибается — и у воеводы, бывает, забот полон рот, особо в начале года.
Конечно, дело дьяка с подьячими — считать окладные расходы, сличать с доходами, но Осип Щербатый, не доверяя Патрикееву, в канун новолетия лично провел с ним ревизию и теперь до копейки знал нужды Томска и городов Томского разряда и сколько куда израсходовано.