Дядя и племянничек — два сапога пара, сослали из Москвы за воровство да волшебство, а гонору — для всего городу. Левонтий в Сибирь сослан был после следствия в его вологодских имениях и обвинен вместе с сыном «во многом воровстве, ведовстве, порче и волшебных письмах». Едва Плещеев прибыл в Нарым, как собрал вокруг себя супротивников воеводы: попа Якова, приказчика пашенных крестьян Федьку Костарева да из части служилых людей с казачьим головой Юрием Даниловым, и объявили они на Скобельцына государево дело. Но и за Иваном Скобельцыным люди стояли, и были меж теми двумя силами в Нарымском городе драки кровавые даже и со стрельбой из наряду и пищалей. Хорошо помнит он челобитную на Скобельцина от попа Якова, приказчика Костарева, толмача Деева да шестерых служилых людей. На тридцати листах изветчики размахнулись! Многое в памяти до сей поры держится::
«А дела твои государевы на Ивана Скобельцына и на жену ево Парасковью и на детей и на брата и на племянника и на людей:
Как он Иван в Нарым приехал и твое, государь, жалованье наказ нам вычел и твое государево жалованное слово нам сказал и учал все делать заповедные дела мимо твой государев наказ. Завел корчму немерную, сам и жена ево учали вино продавать мешаючи с поливами с пивными, а для горести клал горчицу, а продавал то вино всяким людям в чарки и в скляницы, и в фляги проезжим и остякам и новокрещенным на денги и на мягкую рухледь…
Да он же Иван со всех нарымских ясачьных людей имал государю в поминки с человека по одному соболю, а себе имал семеры поминки на себя и на жену и на пять дочерей|…
Да он же Иван в Нарымском остроге для брата своево на воеводцком дворе не по государеву указу в прибавку поставил светлицу ис Краснова леса государевою казною, а наметывал тот лес возити на ясачьных людей!..
Да мимо Нарымской же острог ходят к Русе из Енисейсково и с Лены и из ыных городов торговые и промышленные люди с мяккою рухледью многие суды, и Иван Скобельцын тем торговым и промышленным людем чинит многие налоги, емлет с судов денгами и мяккой рухледью и болши тово. И от тово насилства торговые и промышленные люди и путь заложили и учали Нарым обходити Тымою и Вахом и через Мангазею и от тово многая государева пошлина и пропала….»
Прав Гришка, было там и про черных лисиц:
«Да во всех сибирских городех государева заповедь крепкая не токмо самые дорогие черные лисицы и середние черные лисицы велено имать на государя, а Иван Скобельцын все дорогие черные лисицы по вся годы имал на себя в поминки, а иные ему пропивали…»
Много еще чего было писано, обо всем и не упомнишь. За многое и простилось бы Скобельцыну. Труды на воеводстве тяжки, нужны и поблажки. Да шибко и у него гонору было много! Своим людям приказал жечь дома изветчиков. А когда томский воевода, что был до брата его, Дмитрия, князь Клубков-Мосальский прислал приставов, при многих служилых людях Скобельцын орал: «Пишет мне из Томского князишко с указом, не велит разорять домов тех, которые-де на меня сказали государевы дела, а я на те отписки плюю и гузно ими тру!»
За два года тобольские воеводы не смогли сие дело разобрать, и дело то отдали ему, князю Щербатому. А после кончины Михаила Федоровича новый государь Алексей Михайлович на престол взошел. По доброте своей, внимая челобитным Плещеева и Скобельцына, повелел он отправить их в Москву с семьями. Да тут оказалось, что Скобельцын пригрел на своей груди змееныша. Его полоумный племянник Савва объявил великое государево слово и дело на Ивана Скобельцына. Будто тот с женою своею и братом умыслил извести Алексея Михайловича за то, что их долго не вызывают из Сибири, и еще будто посылал Иван в Москву своего холопа подговорить шурина Енаклыча Челищева выжечь Москву и бежать на службу к литовскому королю. Пришлось почти еще год вести Щербатому следствие, допрашивать, проводить очные ставки, но до истины докопаться не удавалось. Он с облегчением вздохнул, когда дело в прошлом году передали в Тобольск, и новый воевода Салтыков пытками и допросами завершил дело в два месяца. Савва с холопом Ивана Фатеевым повинились в «ложном заводе». Однако это не помогло Ивану Скобельцыну: после пытки он отдал Богу душу ноября в 6 день.
А Леонтий Плещеев ныне в Москве, возле сродственника своего, Морозова, трется. Борис же Иванович придумал себе прозвание «ближний боярин» и, почитай, правит царством: без его слова молоденький государь шага, сказывают, не ступит. Так что, выходит, и Гришка Подрез Морозову родня. Упрятать в тюрьму его надобно, однако все по уму должно быть исполнено.
Глава 5