Вэл беспокойно завертелся на стуле и наконец решился спросить:
— Так разве Кубари поляк? Я всегда считал его немцем.
— Стыдись, Вэл! — воскликнул директор библиотеки. — Какой же из тебя деятель департамента общественных работ? Ведь в нашем журнале есть статья, кажется Митчелла, под названием «Я. Кубари: первый репортер Микронезии». В ней без конца повторяется: «Польский этнограф. Поляк на службе у германской торговой компании».
— Нельзя ли мне взглянуть на этот журнал? — быстро вмешался я, чтобы как-то помочь смутившемуся поэту.
Директор библиотеки исчез в темной (света все еще не было) утробе библиотеки и долго не возвращался. Наконец он появился с Тоненькой брошюркой в руках… 1971 г. издания. Вэл был спасен. В это время он учился в Калифорнии и не мог читать «Микронезийский репортер», издаваемый правительственным Бюро публичной информации подопечной территории.
С разрешения Пикокка я взял с собой интересный номер журнала, а Вэлу, который вновь обрел уверенность, прочитал краткую лекцию о Кубари, минуя тот печальный факт, что и в Польше личность «первого репортера Микронезии» тоже не слишком известна.
— Таким образом, Вэл, — закончил я свою лекцию, — запомни, что мой земляк не только увековечен в памятнике на Понапе, но и избран вождем (рупаком) на твоем родном острове Палау; а тебе не надо объяснять, что это значит.
Вэл решил немедленно прочитать о Кубари все, что возможно, и сразу же взял реванш у симпатичного Пикокка. Единственной работой Кубари, имевшейся на острове, было неполное издание его сочинений на немецком языке. Порыв Вэла не был удовлетворен. Что касается Кубарй, то он действительно необычная личность в истории Микронезии. Я питал надежду, что за мое пребывание в этом островном мире мне удастся разыскать какие-то следы его деятельности, посетив места, которые он исследовал много лет назад.
«Первый репортер Микронезии»
Ян Станислав Кубари прожил неполных 50 лет и половину этого срока провел в Океании. Ни один из известных в этнографии ученых, исследователей, путешественников не посвятил столько времени исследованию какого-то одного региона. Только на Каролинском архипелаге Кубари прожил 17 лет. После смерти поляка прошло почти 100 лет, а результаты его исследований для мировой науки до сих пор представляют собой бесценное сокровище уже потому, что мира, который наблюдал Кубари, не существует. Цивилизация белых, а позднее военное безумие полностью смели специфику, а заодно и жителей этого островного микрокосма. В настоящее время ни одна серьезная работа о Микронезии не может выйти без замечаний типа «как считал Кубари», «что открыл Кубари» и т. п. Ученые, современники Кубари, такие, как А. Кремер, А. Бастиан, Ф. В. Христиан и другие, были о нём столь высокого мнения, которое явилось бы честью для любого ученого в любое время: «В исследовании Каролинских островов Кубари принадлежит бессмертная заслуга»; «Для исследования Микронезии Кубари сделал больше, чем кто-либо до и после него»; «Работы Кубари являются фундаментом, на который должны опираться все дальнейшие исследования об этих островах».
Кем же он был, этот муж науки, какие обстоятельства способствовали созданию того наследства, которое он оставил науке, и что подняло его над всеми исследователями Океании?
Ян Станислав Кубари родился 13 ноября 1846 г. в Варшаве. Отец Станислава был лакеем, мать Тэкла, немка по происхождению, — домохозяйкой. Когда мальчику было 6 лет, отец умер, и мать снова вышла замуж за варшавского сапожника Томаша Марцинкевича. На Даниловичовской улице 8, т. е. в известном доме «Под крулями», отчим имел мастерскую, в которой и прошла юность будущего исследователя далеких островов.
Пан Марцинкевич был патриотом, истинным поляком, который не мог смириться с подневольным положением родины. Поэтому нет ничего удивительного в том, что с самого начала восстания 1863 г. Ян Станислав Кубари, еще совсем молодой человек, ученик 6-го класса гимназии, принял активное участие в повстанческой деятельности и выполнял ответственные задания, несмотря на свой юный возраст.
После поражения восстания Кубари вместе с беженцами оказался в Дрездене. Там при не выясненных до сих пор обстоятельствах он становится… осведомителем русского посольства. Это удивительное превращение патриота в жалкого доносчика до сих пор вызывает недоумение историков. Существует мнение, будто на этот шаг молодого человека (Кубари в то время было всего 17 лет) вынудили тоска по матери и желание поскорее вернуться в Варшаву, а возможно, и нажим родственников, проживавших в Германии. Однако независимо от истинных причин, которыми руководствовался Кубари и о которых мы, вероятно, никогда так и не узнаем, его сотрудничество с царской полицией продолжалось и в Варшаве. Будучи в руках опытных агентов, видимо принуждаемый и шантажируемый, уже в качестве студента медицинского факультета он выслеживал своих товарищей по учебе и получал за это деньги.