Как видно из этих записей, Молегоиок оказался для Кубари местом, где он чувствовал себя великолепно и где нашел людей хотя и примитивных, но обладающих врожденным благородством. И на прощание снова великий вождь преподнес ему настоящее сокровище — 4 тысячи (!) корней таро, а это было по тем временам целое состояние. Весть об этом неслыханном даре с быстротой молнии облетела острова Палау, приводя жителей всего архипелага в благоговейное изумление.
После более чем двухлетнего пребывания на острове, в мае 1873 г., Кубари покинул его, чтобы снова вернуться на Понапе. Он увез бесценные записи, коллекции, а также великолепно составленную карту, которая потом была опубликована в Гамбурге, вызывая удивление редкой по тем временам точностью и скрупулезностью записей местных названий.
Следующее, почти двухлетнее пребывание Кубари на островах Палау в 1882–1884 гг. — также весьма плодотворный в научном отношении период в жизни исследователя. Но теперь Кубари работал уже по инерции, к тому времени он потерял место, не имел денег, жил прежними заслугами в большом доме поблизости от резиденции великого вождя Иракеиа. Исследователь, отрезанный от всего мира, вместе с семьей влачил жалкое существование. Он был лишен книг и необходимых вещей. Однако благодаря расположению жителей острова он продолжал свои научные исследования. Из-под его пера выходят многие работы, и написаны они были твердым, ровным почерком.
Пелеиу
По совету Джима Болдена я решил отправиться на юг, на остров Пелеиу. Я знал, что там бывал капитан Уилсон и во время второй мировой войны десантные отряды американцев получили там взбучку от японцев. Однако более всего соблазнил меня на эту поездку отрывок, который я прочел в дневнике Кубари, где тот так описывал свое пребывание на острове Пелеиу:
«Тем временем вождь уже узнал о нашем прибытии, и тотчас принесли огромный бук — „деревянный сосуд местной работы“, — красиво отделанный перламутром, Заполненный питьем, предназначенным для моих людей, тот напиток называется „обулок“ или „аиланг“, и делается он из воды и сиропа, приготовленного из сока надрезанного цветка кокосовой пальмы. Это единственный известный здесь напиток, который играет главную роль на всех приемах и тому подобных торжествах.
Для меня вождь прислал маленький, очень красивый сосуд, а мой аиланг был подогрет и приправлен цветами и листьями апельсинов и лаванды.
Вскоре после этого нам было прислано большое количество деревянных мисок, полных таро, рыбы и птицы. Признаюсь, транспорт понравился мне больше, чем сами блюда, — длинная вереница дщерей острова при свете факелов медленно двигалась к месту, где я сидел на полу со скрещенными ногами. У каждой из них на голове, которую украшала сложная фантастическая прическа из волос цвета воронова крыла, стояла миска, время от времени придерживаемая точеной ручкой, обнаженной, блестящей, покрытой тонким рисунком татуировки. А глаза, эти черные глаза — черные алмазы в перламутровой оправе, эти груди, доступные взору, эта гармония, миниатюрность, округлость всех форм, словно заимствованных у Венеры…»[16].
Мне захотелось посмотреть, есть ли действительно еще на Пелеиу «эти груди, доступные взору, эта гармония, миниатюрность, округлость всех форм…» Поэтому с несколькими туристами я сел в моторную лодку, которая за два часа должна была доставить нас на знаменитый остров. Перед отплытием местный лодочник все поглядывал на небо и бормотал что-то о плохой по годе, но, как видно, желание заработать восторжествовало, и мы тронулись в путь.
Скорость была большой, поездка приятной. Полчаса спустя мы оказались среди россыпи островков в районе Тоиклемадаола. Там я мог вблизи наблюдать прекрасные творения природы, подобные тем, которые показывал мне Болден из окна «Континенталя». Бесчисленные клумбы зелени, выступающие из воды на известковых ножках, на малом расстоянии были, пожалуй, не столь декоративны, зато идеально прозрачная вода позволяла рассмотреть все разнообразие подводного мира. Это была настоящая оргия красок и форм, поэзия композиций кораллов и актиний, рыб и других морских организмов. Подводный мир островов Палау живо напомнил мне Большой Барьерный риф. Теперь я не удивлялся, что Джим вскипал при одной только мысли, что кому-то захотелось построить здесь нефтяной порт. Нефть немедленно уничтожила бы эти чудеса.