Кубари описывает также маски с Трука двух типов: женские и мужские, которые, как считал исследователь, были магическими предметами и хранили от ран на войне, от тайфуна, злых духов и болезней. Местный кооператив наладил массовое производство этих масок в миниатюре наряду с «любовными тростями» и продает их толпам пассажиров с реактивных самолетов. При этом жители Трука получают вполне нормальные американские доллары, а не таики из куркумы, как их почтенные предки.
Мабуци
Мистер Сиалес любезно прислал за мной машину и водителя, поэтому в тот день я мог отправиться на «покорение» Моэна. Остров похож на равнобедренный треугольник со сторонами 8–10 километров. По углам «треугольника» расположены: старый маяк, построенный еще японцами, отель «Континенталь» и аэродром, поблизости от которого возвышается самая высокая гора острова — Тонахав. Местный Эверест поднимается почти на 400 метров. На южном берегу дороги не было, так что объехать весь остров не представлялось возможным. От «Марамара» я мог поехать только на юг, т. е. к отелю «Континенталь», или на восток — по направлению к маяку. Я, конечно, выбрал последнее направление.
Дорога была вполне сносной, а 400 метров горного склона Тонахава выглядели довольно живописно. Крутые откосы горы покрыты девственным тропическим лесом и очень декоративны. Первая крупная деревня, встретившаяся на нашем пути, — Тунук. Она ничем не напоминала те поселения островитян, которые здесь увидел Я. Кубари. Перед нами стояли стандартные домики с жестяными крышами и толстыми «противотайфунными» стенами, которые исключают использование «любовных тростей». Современная архитектура домиков совсем не располагала к романтическому ухаживанию. В центре деревни возвышалась католическая церковь и двухэтажный дом приходского священника. Все сооружения выкрашены куркумой в ярко-оранжевый цвет.
Берега острова, вдоль которых вела мощенная красным щебнем дорога, были ничем не примечательны. Прибрежные воды, поросшие тростником и мангром, усеянные едва прикрытыми рифами, выглядели печально, тем более что их не оживляла ни одна лодка под парусом, а возле самого берега увязли в песке несколько небольших каноэ. Сомнительное украшение побережья — узкие и длинные мостки вдавались далеко в море. В конце каждого стояла какая-то жалкая будка. Подобные постройки я уже видел на Самоа и ничуть не сомневался в том, что это уборные, усердно внедряемые санитарными властями. Возможно, они вполне соответствовали стандартам гигиены, но тут не соблюдались принципы безопасности. Во всяком случае, я не решился бы воспользоваться этими удобствами в безлунную ночь.
Где-то поблизости от бухты Номенук, недалеко от устья маленькой речки, водитель предложил мне осмотреть живописный водопад. Посмотрев на реку, я понял, что ничего интересного меня не ждет, и не ошибся. С горы небольшой струйкой стекала вода — ничего общего с Ниагарским водопадом.
Дорога все круче поднималась вверх, открывая прекрасный вид на лагуну. Мы преодолели еще несколько сот метров зарослей, и вездеход оказался на вершине пологого холма. Нашему взору предстала довольно странная постройка — воздвигнутый в соответствии с лучшими достижениями инженерного искусства двухэтажный бункер с толстыми железными ставнями и стальными дверьми, напоминающими банковский сейф, уместный на Уолл-стрит, а не на райском островке в центре Тихого океана. Статуя св. Франциска Ксаверия на фоне этой красоты еще больше запутывала дело. Интересно, что же общего с японским бункером — у этого иезуита, забальзамированные останки которого я недавно осмотрел в мертвом городе бывшей португальской провинции Гоа?
Ответ на мой вопрос отчасти дала помещенная здесь же табличка с надписью «Xavier High School». Оказывается, это здание иезуитской гимназии св. Франциска Ксаверия. Непонятно, почему она расположена в форте?
Несколько десятков мальчиков выбежали на открытую площадку перед бетонным монстром. Ребята вели себя так же, как и их ровесники в Европе: они бегали, кричали, смеялись. Один из воспитателей гимназии охотно рассказал мне:
— Видите ли, мистер, в тысяча девятьсот сороковом году японцы построили этот комплекс, уничтожив католическую миссию иезуитов. По окончании войны миссионеры до тех пор писали в Вашингтон, пока в тысяча девятьсот пятьдесят втором году, то есть через семь лет после окончания военных действий, за ними не было признано право собственности на землю и построенные на ней здания. После переоборудования иезуиты решили отдать эту крепость под школу.