— Я уже сказал свату, что в праздник приведу вас к ним познакомиться, — продолжал он, глотая клецки.
Мать снова ничего не ответила. Послышалось только шуршание газеты, которую Аншл раздраженно перевернул к себе другой стороной.
— А ты все еще без работы? — обратился Соломон к Двойре, которая сидела на стуле возле газового рожка и шила. — Захотелось тебе в мастерскую с юнионом, а? Ну, дал тебе твой юнион работу? Почему не дает? — Он говорил, не переставая жевать клецки.
Тут неожиданно Аншл отнял газету от лица и, проведя двумя пальцами по усам и забрав бороду в пригоршню (как он часто делал там, дома, в хорошие времена, а тут уже давно не делал), проговорил:
— А я считаю, что она очень хорошо поступает, отказываясь работать в мастерской, где хозяйский произвол.
Сын как держал ложку с клецками в руке, так и застыл, глядя на отца.
— Мы рабочие. — Аншл ткнул себя пальцем в грудь.
Сын широко открыл глаза:
— Что, отец, и ты собираешься стать членом юниона?
— А то что же, на тебя, что ли, положусь? Ты продал меня в покорные рабы боссу.
Сын, ошеломленный, смотрел на отца. Аншл обратился к жене:
— Соре, что ты молчишь?
Тогда Соре-Ривка направилась к горшку, вынула пятнадцать долларов и, не говоря ни слова, положила их возле тарелки, сыну под самый нос.
— Что это значит? — спросил сын.
— Мы не хотим у вас, боссов, брать деньги. Они нам не нужны, — отозвался Аншл и закрыл лицо газетой.
Соломон переводил глаза с матери на отца и с отца на мать, силясь понять, что произошло.
— Мое дорогое дитя, скажу тебе всю правду, — проговорила Соре-Ривка, — мы таки бедные люди, но стыдиться нами нечего. Раз мы, по-твоему, срамим тебя, нам не нужны твои деньги, бог поможет нам без твоих денег, — закончила мать и ударом ладони о ладонь отряхнула руки.
— Ты понимаешь, — проговорил Аншл, и лицо его вынырнуло из-за газеты, — ты понимаешь… Кто я такой — я знаю. Я таки бедняк, «зеленый», рабочий. Но кто твои сапожники — я еще не знаю, — закончил Аншл и снова нырнул за газету.
Соломон перестал есть. Отодвинув тарелку, он нерешительно, словно про себя, заговорил:
— Как же мне теперь быть? Ведь я уже сказал невесте, сватье, что я в праздники приведу вас туда. Они готовятся принять вас. В каком я окажусь положении?
И тут Аншл отложил газету.
— Нас привести к ним? К твоим сапожникам? А? Ты что думал, раз мы обеднели, раз мы «зеленые», ты считал, думал, что нас можно выставить глупцами? Я — честный рабочий. — Аншл вдруг стал горд своим рабочим положением, что удивило не только сына, но и Соре-Ривку. — Я честно зарабатываю мой кусок хлеба, как торой указано. А кто такие твои любезные сапожники? Скажи-ка мне, твой сват знает грамоту? А молиться он умеет? Может, он и тору умеет читать? Чего только в Америке не бывает! И мне с твоей матерью, по-твоему, идти туда, к твоему сапожнику? Если твой сапожник хочет познакомиться со своим сватом, у него небось не отнимутся ноги, если он придет к чтецу Аншлу в подвал. — Аншл ударял себя в грудь, как генерал, требующий внимания к своим медалям.
Сын испугался отца. Впервые с тех пор, как он в Америке, Аншл снова стал прежним Аншлом. Молодой человек молчал. Блуждая взглядом по квартире, он снова увидел глядящую отовсюду бедность и, представив себе, как приведет в этот подвал невесту и сватов, преисполнился жалостью к себе и начал сетовать:
— Я потом и кровью заработал и скопил несколько сот долларов, чтобы жениться. Так что же мне теперь, взять и меблировать ваш подвал на эти деньги? Откуда же у меня потом снова возьмутся деньги на женитьбу?
— Кто тебя просит? Разве кто-нибудь просит тебя об этом? — сказал отец уже несколько тише.
Тут вмешалась мать, ища примирения. Ей стало жаль сына.
— Разве нам нужна новая мебель? Ты скажешь им, что мы недавно в стране, мы еще «зеленые».
— А если даже не «зеленые», разве суть дела в мебели? Разве недостаточно, что ты человек, разве к этому еще обязательно необходима мебель? — немного смягчился и отец.
Сын сидел и в нерешительности раздумывал, как поступить. Между тем в дом вошел Голубчик Мозес и, как всегда, принес матери пакет. Он отозвал ее в угол и украдкой передал фунт макарон, принесенный им с работы.
— На, мама, спрячь это для себя, будет у тебя чем сердце поддержать, — сказал он.
Мать заглянула в пакет и, увидев макароны, воскликнула:
— Глупое дитя, на что мне это? Я это спрячу, будет чем угостить невесту.
— Что за невеста?