— Наш Шлойме приведет к нам невесту на первую пасхальную трапезу. — Мать произнесла это громко, чтобы Шлойме услышал и чтобы отвлечь его от доставленного ему огорчения.
— Куда же я ее приведу, в подвал? Посмотрите сами, какой вид он имеет! — Шлойме говорил как бы про себя.
— Какой вид? Я подвал подмету, посыплю песком, застелю стол красивой скатертью, выставлю подсвечники. Увидишь, сын мой, тебе нечего будет стыдиться. Двойреле со мной дома, и она мне поможет.
— А невеста твоя — как хочет… Этот подвал — наш дом, в нем живут твои родители, — отозвался Аншл, — и в этот дом она обязана войти, если хочет стать нашей невесткой…
Голубчик Мозес, как всегда, оказался практичнее всех. Осмотрев подвал, он проговорил:
— Сюда невесту привести нельзя.
— Как же ты иначе поступишь? — спросила мать. Отец высунул голову из-за газеты.
— Подвал необходимо обставить — стол, стулья… Нужна новая посуда, вилки, ножи… В чем ты им подашь кушать? В твоих двух надтреснутых тарелках?
— Сыночек мой прав, — проговорила Соре-Ривка про себя, страдая от стыда.
Шлойме ничего не сказал. Аншл снова высунул голову из-за газеты и снова произнес:
— Полюбуйтесь — вот вам мое второе сокровище!
— Но ведь он прав, — обратилась Соре-Ривка к Аншлу.
— Послушайте только! Сапожник у него бранное слово! — Старший сын набрался храбрости. — Ты ведь, кажется, уже и сам рабочий, что же ты меня попрекаешь тем, что я сапожник?
— Рабочий — да, но — не босс, — гордо заявил Аншл.
— Замолчите наконец, дайте толку добиться, — взмолилась Соре-Ривка, — ну, пожалуйста, сын мой, скажи ты, что мы должны делать? — Она обратилась к Мозесу, как к единственной надежде.
Рыжий парень с минуту размышлял. Потом почесал свою огненную голову и обратился к брату.
— Соломон, хочешь привести невесту к первой пасхальной трапезе — уговоримся: ты даешь доллар каждую неделю, и я даю доллар, а за два доллара в неделю мы сможем обставить подвал, «как королевский дворец» (это выражение он перенял у торговцев, с которыми теперь водился). Возьмем на выплату мебель, тарелки, ложки — все. Я знаю место, где дают на выплату. У моего босса есть такой компаньон — все добудем.
Аншл уткнул лицо в газету так, что его вовсе не стало видно. У матери на глазах показались слезы.
Шлойме вздохнул и ответил:
— Если ты все добудешь, я дам по доллару в неделю, но как долго?
— Не тревожься, в полгода все будет выплачено, а мама будет жить по-человечески, не так ли?
Шлойме вздохнул и кивком головы выразил свое согласие.
Только решился вопрос о подвале, как обнаружилась новая беда. Выяснилось, что отцу нечего надеть к пасхальной трапезе, матери нужно праздничное платье, а мальчикам сорочки, брючки, фуражки. Разве могут они находиться за пасхальным столом без головных уборов? А ведь надо еще готовить трапезу — мясо, рыбу и прочие яства? Соре-Ривка в смятении опять обратилась к любимому сыну, к своему спасителю Мозесу:
— Оставь меня, сын мой. Моя бедность так велика, что против нее нет никакого лекарства.
Но Голубчик Мозес везде находил выход, и он обратился к старшему брату:
— Ты хочешь привести сюда невесту в праздник, я хочу тебе помочь. Велл! Если ты дашь маме деньги на рубашки и брюки для мальчиков, я принесу домой рыбу и мясо, а если ты купишь отцу костюм «принц Альберт», я принесу маме отрез на платье. Двойра его сошьет.
И чтобы у старшего сына легче стало на сердце, мать сказала:
— Заодно, дитя мое, у нас уже будет платье и к твоей свадьбе, и, когда бог пошлет нам это счастье, тебе не придется справлять нам новые наряды.
Слово «свадьба» приятно прозвучало в ушах старшего сына, и он со вздохом согласился на предложения брата.
Пасха всегда была счастливым праздником в семье Аншла, еще в старом доме, и праздничная звезда пасхи оказалась удачливой для семьи Аншла и в новом доме. Соре-Ривке не только суждено было справлять пасху в этом новом государстве, не испытывая стыда перед богом и людьми, чего она так боялась в те долгие бессонные ночи на своем ложе, но и довелось обзавестись новой мебелью, новыми нарядами, сидеть с невестой сына за столом, уставленным рюмками из граненого стекла, принесенными Мозесом в последнюю минуту перед трапезой, чтобы блеснуть перед невестой. И к приходу невесты все в подвале блестело, Аншл сидел во главе стола в обнове, на нем был поношенный «принц Альберт», купленный ему сыном из вторых рук. После чтения хагады[83], когда Соре-Ривка, наряженная в новое платье, сшитое Двойрой из купленной Мозесом ткани, подала пасхальные кнедлики и горячий бульон, Аншл обратился к своей семье: