«Что же я сижу? Ведь скоро ночь!» Он быстро вскочил, вскинул на плечи тюки и снова зашагал.
— Ой, мама, помоги мне, — вырвался стон из его груди, — ведь я же тут погибну!
Он шел той самой дорогой, на которую раньше вышел. И вдруг остановился перед вставшими стеной деревьями, которых сквозь снежную завируху не заметил, пока не подошел вплотную и не наткнулся на них.
«Зачем я пойду сюда? Здесь я пропаду, — сказал он себе, — ведь я отсюда пришел сюда же…».
Мозес остался стоять посреди дороги, не зная, что делать.
— Мама, — снова вырвалось у него, — что мне делать? Что?
Ему стало жарко, от возбуждения и страха тело покрылось испариной, налипший снег таял, влага проникла до самого тела, он весь промок, рубаха прилипла к спине, а в башмаках ноги хлюпали, как в болоте.
«Что же мне делать, что? Нет, — сказал он себе, — в лес я не пойду… Там я пропаду… Пойду назад — сколько бы это ни длилось, я все же куда-нибудь доберусь».
— Мама, помоги мне, — громко воскликнул он и двинулся в обратный путь.
И тут послышался лай собаки. Мозес остановился. Лай доносился со стороны леса. Не долго думая, он пустился в лес, лай собаки пробудил в нем надежду.
Было уже темно, а снег падал так густо, что в двух шагах ничего не было видно. Мозес уже не шел, а бежал, хотя снега в лесу навалило много и ноги каждый раз все глубже проваливались. Вскоре он между деревьями увидел крышу дома и перевел дыхание. Уже успокоенный, Мозес направился к дому.
Света, однако, нигде не было видно. Это его удивило. «Если тут собака, должен же кто-нибудь здесь быть», — подумал он.
Из дома никто не вышел. Двери были заперты, окна закрыты ставнями. А изнутри несся лай собаки.
Мозес подошел ближе к двери. Собака с той стороны двери еще беспокойней металась, лаяла, но ни одна живая душа не вышла.
Мозес стучал в дверь. Собака внутри бесновалась. Казалось, она проломит дверь, выскочит и разорвет его в клочья. Но ни один человек не показался.
— Таково уж мое счастье, — проговорил Мозес, — никого нет. Буду стоять под навесом.
Чтобы укрыться от снега, он стал под навес. Собака не переставала лаять. Стоять на одном месте было трудно — Мозесу становилось холодно, ноги отяжелели, словно к ним были привязаны гири, и прилипали к месту, на котором стояли. Одежда, пропитавшаяся мокрым снегом, затвердела на холоде, он чувствовал, как затвердела, словно жесть, рубаха на теле. Его пробирала дрожь, начало знобить, помимо его воли и без его ведома зубы стучали друг о друга, как стекляшки, а под ногтями рук и ног кололо так, словно туда вонзались раскаленные иглы.
— Мама, я погибаю! — воскликнул он, полный жалости к себе. — Кто же за детьми присмотрит? Они же без меня пропадут… Мама, помоги мне, я ведь еще так молод!
Слезы лились из его глаз. И вдруг на темном полотне летящего снега привиделся ему чей-то облик. Он не испугался — это было лицо Соре-Ривки.
— Мама! — закричал юноша и протянул к ней руки, моля о помощи. Это длилось не дольше вспышки молнии. — Ты мне поможешь! Ты мне поможешь! — кричал Мозес. Он вскинул на себя свои тюки и бросился неистово бежать, сам не зная куда.
Хотя между деревьями теперь лежала ночь, опутанная снежной пряжей, Мозес бежал быстро, наскакивая на обрубленные ветви, бежал, не глядя, инстинктивно чувствуя дорогу, змеившуюся между деревьями, бежал в полной уверенности, что куда-нибудь доберется.
И действительно, вскоре он остановился. Глаза его сверкали от радости, сердце учащенно забилось — среди деревьев он ясно увидел светящийся огонек. В некотором отдалении от дороги стоял скрытый деревьями и снегом дом, из окон которого струился свет лампы. Не переводя дыхания, кинулся он к дверям дома.
Перед ним вырос высокий худощавый фермер с красным лицом, красными волосами и красной, коротко остриженной бородкой. Словно сновидение, предстал Мозесу этот человек, и юноша без сил упал на его сильные руки.
Фермер снял с плеч Мозеса тюки, усадил его на первый попавшийся стул и крикнул во вторую комнату звонким голосом:
— Шара! Шара! Человек пришел к нам в дом!
Спустя много-много лет, когда Мозес уже возглавлял фирму «Братья Мозес и Соломон Злотник», он иногда рассказывал о чуде, приключившемся с ним в ту ночь, когда ему привиделась мать: