Евреи, родившиеся на тамошней земле, тяготели больше к полю и фруктовому саду, нежели к синагоге и «микве»…[5] Здесь были богатые пастбища. Крестьяне выращивали на них коров, быков и овец. Евреи скупали скот и возили его в Лодзь или на границу, проходившую неподалеку. Были среди евреев знаменитые рыбаки с Лонских озер, снабжавшие рыбой Лодзь и всю округу — Калишскую и Плоцкую губернии. Там, где не было железной дороги, проживали крупные дельцы извозного промысла, доставлявшие обитателей Литвы за границу. Крестьяне растили лошадей и ухаживали за ними, поэтому здесь жили евреи-барышники, скупавшие и поставлявшие «товар немцу», приезжавшему из Торна и Берлина. Евреи-беднякн арендовали у крестьян на лето фруктовые сады. Зимой они мыли в городском пруду овечьи шкурки и возили их на ярмарку в Лович или в Гомбин. Евреи всю неделю проводили в деревне, жили вместе с крестьянами, а на субботу приезжали в город, к братству РИМ (рыбаки, извозчики, мясники) молиться в их синагоге. Там обменивались почестями и рассказами о событиях прошедшей недели. В субботу ходили в луга, где паслись лошади, а парни играли в городки и в лапту. А под вечер усаживались на лавочки возле домов, разглядывали служанок, выходивших на прогулку, и снова рассказывали всякие истории.
В одном из упомянутых местечек существовала улочка, которую называли Койлерским переулком. В этом переулке помещалось братство РИМ. Койлерский переулок не считался глухоманью, гиблым местом: евреев здесь не трогали. А если случалось иной раз, что после осенних праздников через местечко проходили рекруты и затевали драку, в бой вступали здешние парни. Они вытаскивали дышла из возов, срывали железные засовы с болтами у ставен, срубали молодые деревца, росшие у дверей, и, вооружившись всем этим, выходили на улицу — показать, «кто мы такие!».
Синагогальную улочку, на которой жили раввин, резники и все меламеды[6], где помещалась «миква» и дом, в котором резали птицу, очень оскорбляло соседство Койлерского переулка с его «грубым людом» — мясниками, рыбаками, хотя ревнители святой религии, по сути дела, только и жили за счет всяких «праздничных» и прочих преподношений своих «грубых» собратьев. Ну, а если случалось, что на Синагогальной улочке задебоширит пьяный и пустит в ход кулаки или непрошеный гость науськает на кого-нибудь собаку, все ее обитатели от мала до велика с криками: «Наших бьют!» — прибегали в Койлерский переулок. Несмотря на это праведники улочки в душе презирали своих «благодетелей» и утешали себя тем, что в день пришествия мессии[7] «тамошним» поневоле придется прибегнуть к их помощи.
Почтенные обитатели Широкой улицы и вовсе не принимали в расчет жителей Койлерского переулка: «Дикари! Всем „тыкают“…» Хотя иной раз, спокойствия ради, и они бывают нужны: например, когда новобранцы проходят через местечко, «чтоб стекол не повышибали»…
Справедливости ради надо сказать, что и Койлерский переулок не слишком якшался со знатью с других улиц. Обитатели переулка называли их «вымоченными евреями». Однако, когда возникала необходимость обратиться за помощью к силам небесным — написать, к примеру, грамотку, чтобы повесить на стенку у кровати заболевшего ребенка, или прочитать главу из псалтыря (на такие дела в Койлерском переулке мастеров не было), поневоле приходилось обращаться к Синагогальной улочке. А когда наступал месяц элул[8], Койлерский переулок и вовсе сдавал позиции. В эти дни проникались уважением даже к самому незаметному синагогальцу, так как и он простаками из Койлерского переулка был сопричислен к «гвардии Моисея-пророка»[9]. И в канун Судного дня у входа в синагогу можно было видеть растянувшегося ничком на земле здоровенного детину — извозчика или рыбака — и «вымоченного» представителя Синагогальной улочки с ремешком в руке, который перед лицом господа бога в небесах разделывался с Койлерским переулком…[10]
8
10