— Я хочу увидеть, как ты исчезаешь и даешь мне поспать.
Любовница отбросила простыню. Обнаженная, придвинулась к Эрвину, легла на него, прижалась голой грудью. Покрыла поцелуями его шею, пальцами зарылась в волосы. Стало жарко, сердце бешено забилось. Эрвин больше не пытался оттолкнуть ее.
— Ты лжешь, дорогой мой, — прошептала альтесса. — Сейчас ты не хочешь спать. Ты хочешь быть со мной, отдаваться всем телом и душою. Мне, Тревоге.
— Нашла… — простонал он.
— Конешшно, мне ли не найти!.. Ты веришь, что Иона погибла, потому что иначе, если она жива, все будет на-аамного хуже. Виттор станет пытать ее всеми способами, которые только придумает. Он захочет сломать ее — потому что, знаешь, это же так почетно: сломать Ориджина! Он раздавит ее ради самоутверждения, ради повода для гордости. А потом предложит тебе выменять обломок. Понимаешь, на что?
— Холодная тьма…
— Он потребует твою голову. Ты будешь выбирать: лечь на плаху без малейших гарантий, что это спасет Иону, — либо отказаться и увидеть ее смерть. Не такую, в какую веришь сейчас, — быструю и легкую. А страшную, мучительную — и прямо на твоих глазах. От этого выбора ты прячешься в Альмере.
Эрвин отшвырнул альтессу на пол.
— Ты змея! Проклятая гадюка!
Она грациозно уселась на ковре, послала Эрвину воздушный поцелуй.
— Я оказала тебе услугу, моя радость. Ты больше не равнодушный унылый страдалец. Теперь ты жив. И будешь жив до тех пор, пока не умрешь, либо — пока Иона не умрет по-настоящему.
Альтесса начала таять в воздухе.
— Я вернусь к тебе позже. А сейчас — зови Гвенду с чертовым Предметом!
Монета-2
Начало июня 1775 г. от Сошествия
Обитель-у-Бездны; Львиные горы
Никогда в жизни Хармон Паула не ощущал себя таким идиотом, как в эти дни. Злодеем он бывал, подонком — да, лжецом — сколько угодно, но беспросветным дураком сделался впервые.
Армия владыки выступила в поход от Бездонной Пропасти к Сюрлиону, и на марше дела Хармона стали совсем плохи. Целыми днями он шел. По горной дороге. Своими собственными ногами — а чьими ж еще, коли лошади нет. Вечером, когда войско становилось на привал, Хармон ощущал себя таким же бодрым, как дохлый осел, и крепким, как овсяная каша. Сил не хватало даже на то, чтобы пожаловаться Низе, до чего же он устал. Но именно тут и начиналась его работа! Владыка, его гвардейцы и офицеры за день марша обретали недюжинный аппетит.
— Министр, подавай на стол! Жрать охота!
Хромая на обе ноги и оглашая стонами Львиные горы, Хармон брел к полевой кухне. Рыскал вокруг нее, обливаясь слюной, с великим трудом дожидался жратвы — и не затем, чтобы поесть самому, вот что самое обидное! Лакомые блюда, один вид которых уже был издевательством, Хармон рысцой таскал на императорский стол. Там выслушивал новую порцию насмешек и пробовал — только пробовал! — по ложке от каждого яства.
— Эй, министр, ложку не проглоти, она казенная!
Отборная гвардия Адриана, будь она неладна, выросла до двух дюжин. Хармон оставался один среди всей этой ненасытной стаи. Всю жизнь он наивно думал, будто чашник — это тот, кто наполняет чаши вином. Теперь Хармон убедился в своей ошибке: чашник — это бесстрашный укротитель диких голодных зверей.
— Давай еще, министр! Войско требует пищи!
Ночью он просыпался от кошмаров: солдаты превращались в чудовищ с красными глазами, когтистыми пальцами, слюнявыми мордами — и рвали его на куски, порыкивая: «Министррр! Министррр!» Кстати, если кошмары не мучили торговца, то его непременно будило что-нибудь другое: конское ржание, пьяные вопли, трубы с барабанами, мошкара, пауки. Однажды посреди ночи его ущипнул за щеку страус.
Низа пыталась поддержать упавший дух торговца. Сказала: он — не самый несчастный в армии, кое-кому приходится похуже. Те бедняги, кого Адриан отобрал в искровые роты, встают еще до рассвета, тренируются несколько часов, потом наспех завтракают и бегом догоняют ушедшее вперед войско. Хармон ответил: они же солдаты, им на роду написано — тренироваться и бегать. Тогда Низа сказала: а помнишь, какого тебе было в темнице с Молчаливым Джеком? Темно, страшно и голодно, сейчас-то получше. Хармон ответил: хорош был Молчаливый Джек — жрать не просил! Низа предположила: владыка, наверное, испытывает нас. Если покажем достаточно терпения и выдержки, то тебе-таки дадут министерство. Хармон рассмеялся до горьких слез. Каким идиотом он был со своими мечтами! Сам когда-то высмеивал Джоакина за дурацкие надежды, а теперь — туда же!