— Слабак! — небрежно бросила она, встала и вышла в коридор. Нацепила босоножки. Взяла с прихожей сумочку и обернулась, обращаясь неизвестно к кому:
— Все вы только языком молоть крутые. А на деле — пшик.
Затем вышла, оставив открытой такую большую и прочную железную дверь.
Глава 4. Чудовища
Детвора, она была повсюду. Любопытные рожицы с интересом разглядывали нас из всех окон и дверей. Правда, близко подходить никто не решался.
— Настя! Настька!.. — раздалось откуда-то слева, и в нашу сторону бросилась белая тень. Я хотел вскинуть оружие, но удержался. Нервишки, однако, ни к черту!
— Настя! — и белокурая девчонка лет пятнадцати повисла на плече моей спутницы. — Забери, забери меня отсюда! Я больше не могу тут! — и зарыдала.
Ведьма махнула рукой, чтобы я шел дальше. Выглядела при этом донельзя растерянной; глаза ее тоже блестели, а душу обуревало смятение. На мгновение передо мной предстало не чудовище, а самая обычная девчушка со своими чувствами и проблемами. Но я спешно отогнал эту мысль и медленно побрел к «Мерину».
Охранник по имени Михалыч сидел на лавочке возле ворот и глушил из горла желтую ядовито пахнущую жидкость из переполовиненной полуторалитровой бутылки. Я подошел и сел рядом. Тот оторвался и уставился налитыми кровью глазами, однако, без агрессии.
— И чо дальше?
Я покачал головой.
— Не знаю. Дай и мне?
Он понимающе кивнул и протянул бутыль. Я резко выдохнул, сделал несколько больших глотков. Термоядерный сивушный самогон обжег горло, ободрал пищевод и даже сделал неслабую попытку попроситься назад. Я закашлялся, скривился. Полегчало, мысли худо-бедно собрались в кучу.
…Ну вот, только что я убил четырех живых человек. Что чувствовал сейчас?
Да ничего! Совсем! Только пустоту внутри. Ни раскаяния, ни сожаления. Ни желания что-то исправить или искупить. Вакуум!
— Как же ты это все терпел? Весь этот беспредел? — обратился я к мужичку.
— Так и терпел, — хмыкнул он. — Деваться мне некуда. Вот только он и помогает, — кивок на бутылку.
— И до сих пор не спился?
— Кто не спился? Я не спился? — он удивленно вскинул брови.
— Я бы не смог столько лет на мразь работать, — покачал я головой. — И молчать.
— Знаешь, что бы с тобой сделали, начни ты говорить?
Я вспомнил должности финансируемой группировкой особ и решил не спорить.
— Это провинция. Дыра. Здесь все схвачено. Здесь все опутано и стянуто в тугой узел. И его не развязать, сколько не пытайся. Думаешь, я не пробовал?
Он помолчал.
— Мы с кумом еще лет десять назад, царство ему небесное, начали на них информацию собирать. Он тоже Афган прошел. Сам понимаешь, запугать нас трудно было. Только когда поняли, что все бесполезно, я сдался.
— А ОН НЕ СДАЛСЯ!!! — заорал Михалыч. — Теперь отдыхает, на кладбище. Со всею семьею. — И, выхватив у меня из рук бутылку, крепко приложился.
— Так что зря она так… Не мог я… — Вытер рот грязным рукавом. — Правда, не мог…
Я почувствовал, что еще немного, и его опять охватит истерика.
— Вы распутывали узел. А она его разрубила, — вдруг как-то сами собой сорвались слова с языка.
— Чего? — охранник прекратил дрожать, глаза приобрели осмысленное выражение.
— Был такой полководец, Александр Македонский. Он с тридцатитысячной армией покорил всю Азию, аж до самой Индии. Однажды, еще в начале похода, его войска зашли в Гордион, город такой. По преданию, основатель города завязал очень запутанный узел и сказал, что кто его развяжет, станет владыкой Азии. Так вот, когда Александр не смог развязать его, то просто взял и разрубил.
Я замолчал. Михалыч переваривал услышанное.
— И что?
— А то. Он стал бы владыкой Азии, даже не будь того узла. Потому что он — Александр Великий. И именно потому он разрубил тот узел, а не наоборот. Понимаешь?
«Йо, чувак! Да ты по ходу сам пытаешься оправдать свое чудовище! Браво!» — воскликнул довольный голосок.
«Изыди, бес!» — автоматом буркнул я. Только Эльвиры мне сейчас не хватало для полного счастья.
— Я не Александр. — Михалыч повесил голову. — Не всем быть Александрами.
Он взял в руки бутылку, и, припадая на здоровую ногу, побрел прочь.
Я ждал еще минут пятнадцать, пока не увидел идущих Настю с той самой девчонкой. Сзади, затравленно оглядываясь, шествовали еще двое ребят помладше, мальчик и девочка, очень друг на друга похожие. Процессия поравнялась со мной.
— Миш, это моя подруга. Очень-очень старая. — Она представила мне девчушку, голос ее задрожал.