Постепенно я начал попадать в ритм, отбивать ее удары правильно. И даже пытался контратаковать, хотя, естественно, безуспешно. Не знаю, сколько лет придется учиться, чтобы зацепить ее хотя бы кончиком, но вдруг пришло понимание, что попробовать стоит! Понравилось мне это дело, несмотря на все синяки и усталость.
Скорость ударов тем временем увеличивалась и увеличивалась. Палки мелькали так, что я перестал успевать соображать что делаю.
— Ещё! Ещё! Быстрее! Быстрее! — в упоении кричала Настя. — Еще быстрее!…
Наконец я не выдержал. Рука одеревенела, мозоли на ладони стерлись чуть не до крови. Тело представляло собой один большой сплошной синяк. Я выронил палку и беспомощно плюхнулся на землю, пытаясь отдышаться, вытирая рукавом футболки пот. Настя весело упала рядом. Свеженькая и бодренькая… Зараза!
— Ну как ощущения? — ослепительно улыбнулась она.
— Погано, — не стал отпираться я и строить из себя святую непробиваемость. После чего довольно улыбнулся. — Но мне понравилось!
— Тебя кто-то учил? — сощурились ее глаза. Понравился мой настрой. — У тебя моторика налаженная. На больших скоростях хорошо действуешь. Даже лучше, чем на маленьких.
Я неопределенно пожал плечами. И сам чувствовал что-то подобное, когда мое тело махало палкой без участия моего же сознания. Deja vu?
— Там, в подворотне, я уже дрался. Мое тело. Наверное, движения остались в памяти на уровне моторики
— Наверное, — согласилась учительница. — Но лучше бы тебе самому выйти на высокие скорости восприятия и контролировать себя. Правда, сначала научись на обычных скоростях работать… — Снова усмешка, но не злая. Не ожидала от меня ведьмочка такой прыти и стойкости, ох не ожидала. Сколько ж часов мы тут прыгали? Четыре? Пять? Шесть?
— Это важно, сверхскорости, — продолжила Настя ликбез, пока я восстанавливал дыхание — Тебе будет легче, чем мне. Ты время сам можешь притормаживать, то есть скорость его восприятия. А нас этому долго-долго и нудно учили. Не один год. — Она невесело усмехнулась. Учеба в ордене явно была несладкой, особенно у охотников. И некоторые азы орденских наработок мне придется испытать на своей шкуре, причем в ускоренном режиме.
— С тех пор, как в ордене научились работать с замедлением сознания, все оружие подстроили под это, — продолжила она. — От больших и тяжелых клинков отказались, трансформировав их вот в это, — кивок в сторону машины, где она оставила свой меч. — Они легкие, имеют хорошие аэродинамические свойства. Когда тело ускоряется, работать с ними одно удовольствие. Потом разработали так называемый «боевой режим» — это когда на сверхскорости не только бьешь, но и колдуешь. Поверь, это жестоко, фехтовать и колдовать! — она сочувствующе усмехнулась, и сочувствие это предназначалось мне. Изучение сего удовольствия предстоит мне очень-очень скоро, возможно даже сегодня.
— Ладно, вставай, — закончила она, тяжело вздохнув. — Дай руку, мозоли заговорю!..
Ад продолжился. Я оказался совершенно прав насчет сегодня. И хотя честно пытался, колдовать и следить за ее ударами не получалось даже на обычной скорости, не говоря об ускорении.
Незаметно день перевалил за половину, потом солнце стало опускаться все ниже, ниже…
…Пока я окончательно не свалился без сил. Тело, руки, ноги, избитые и перетруженные… Всё болело настолько, что на самом деле не мог больше пошевелиться. Любое движение превращалось в пытку, каторгу. Не стонал только из природного ослиного упрямства. Показывать что мне больно этой задавале? Щаззз!
Ведьма же выглядела лишь чуть запыхавшейся. Присела рядом с самым ехидным взглядом и решила добить
— А теперь купаться. Догоняй!
Эта подлая зараза томно улыбаясь скинула с себя всю одежду, всю-всю, и голиком прыгнула в воду. Комплексами по поводу обнажения она и раньше не страдала. Мне же осталось только отвернуться, зашипеть и тихо материться.
Я лежал у нее на коленях у разведенного костра и тихо постанывал при каждом движении, уже не стесняясь. Ведьма сидела надо мной и пыталась привести в порядок. Я кожей ощущал колдовство, жар, исходящий от рук. А еще нежность и теплоту, и даже сочувствие, но уже общим фоном. И еще она была крайне довольна. Мною. Как бы там ни было, я ее приятно удивил. Хотя сам личных достижений в сегодняшних успехах не видел, во всем было виновато только упрямство. То самое, которым довожу бабулю до белого каления. А теперь довел себя до состояния растения — безвольного дохлого фикуса.
— Ничего, до завтра сойдет, — продолжала колдовать Настя. — Как огурчик не будешь, но двигаться сможешь. Спокойно, не шевелись…