Да, пока власть только начала проявлять себя, делала первые шаги. Только-только пыталась выгнать из страны двух влиятельных медиамагнатов, подчинив себе их телеканалы и печатные органы, заодно намекая остальным бизнесменам от медиамира, что нехорошо про нее, новую власть, говорить гадости. Это было только начало новой эпохи, но умная женщина в глухой провинции это поняла.
Поэтому, когда братья вдруг предложили ей реанимировать бизнес и показали новые, недоступные ранее горизонты, она сначала отказалась. Но братья умели быть настойчивыми. А может быть, в женщине бурлило чувство творческой неудовлетворенности, которое требовало самореализации? А может дело в банальной жадности? Так или иначе, но Бароевы ее уломали.
Правда отныне, несмотря на поддержку могущественной вертикали, контролирующей в регионе практически всё, Антонина Петровна решила перестраховываться, где только можно. Кроме того, что львиная доля доходов и так уходила на «прикормку» важных людей, вплоть до администрации губернатора, она начала платить девочкам, заинтересовав их материально. Сделала так, что девочкам самим стало невыгодно «прогорание» ее бизнеса.
Конечно, платила она не так много по меркам столицы, но весьма ощутимо для нищей глубинки. Некоторые из девочек, выпускаясь в «большую жизнь», даже покупали себе сами квартиры. Но суть одна — их дальнейший жизненный путь был предрешен, искалечен милой полной женщиной в очках из дорогой оправы. Дальше панели никто из них так и не ушел.
Время шло, механизм наладился, работая, как часики. Все шло хорошо и без сбоев, пока в один день, точнее в одну ночь, на них неожиданно не обрушилась бывшая воспитанница с другом, которые устроили случайно оказавшемуся на территории детского дома Исмаилу Бароеву и группе его приближенных «единомышленников» кровавую баню. Именно случайно, поскольку бизнес вышел на такой уровень, что необходимости ехать в приют, чтоб получить «экзотику» давно уже не было. Иса в тот вечер решал с Антониной Петровной какие-то свои дела, «перетирал», да и решил подсластить процесс их решения хорошим отдыхом…
Настя хмурилась, крутя баранку. Мне тоже было не по себе. Да, картина была не так страшна, как я себе представлял вначале. И без этого бизнеса очень многие воспитанники таких заведений кончают самоубийством, подсаживаются на наркотики, скатываются к панели. Потому, что как жить в этом мире, их никто не учит. Только в армии детдомовцы чувствуют себя дома, но попадают туда далеко не все, и только парни.
Но трагизм ситуации был в том, что за всем этим стояли… Чудовища, бросившие вызов обществу. Да, обществу начхать на этих детей, никому они не нужны. Но гарантированно калечить им жизни, калечить судьбы, используя в грязных преступных делах? Это чересчур даже для нашего общества.
— Почему же все-таки никто этим не занимается? Не борется? Ведь все же видят, что происходит? — задал я скорее риторический вопрос. Но неожиданно получил ответ.
— Знаешь, Миха, они ввалились к Коляну в дом ночью. Человек десять. Скрутили его, били, резали, утюгом жгли, бычки тушили. Просто так, весело было. Потом все по очереди насиловали жену. Потом дочку. Ей всего одиннадцать было. У него на глазах. Жене больше всего повезло, сама умерла, не выдержала. А ему и дочке горло перерезали. Причем ему — последнему, чтобы видел. А дом потом подожгли.
Михалыч затих. По его мертвому голосу я понял, что эта ночь для одного маленького городка в глубинке будет веселой. И Кандагар рядом с этим городком будет чувствовать себя весьма неплохо.
— А ты где был? — спросила Настя. Просто, без издевок.
— На дежурстве. Самогон жрал, как обычно. Думаешь, я бы не кинулся помочь?! — заорал он. Глаза округлились, выскочили из орбит, из них снова повеяло безумием.
— Нет. Ты бы помог, — твердо ответила ведьма, успокаивая готового сорваться афганца железным уверенным тоном, подкрепляя его каким-то очередным недоступным мне воздействием.
Я, глядя на бывшего охранника через подпространство, понял то же самое. И еще я понял, почему он такой. Честный, твердый, смелый, но… Слабый и трусливый. Потому что калека. Внутри, в душе калека. Война отшлифовала в нем все человеческие качества, сделав неспособными уцепиться за обычную мирную жизнь, принять ее такой, какая есть. И он топил эту жизнь в самогоне.
А теперь мы с Настеной, наконец, дали ему то, чего он так жаждал все эти годы. То, ради чего ходил в бой там, в далеком Афгане. И чего лишился здесь, на гражданке. Мы дали ему Цель, ради которой стоит жить. И дали Войну. Причем так получилось, что это одно и то же.
Каким-то внутренним чувством я понял, что проживет этот человек не долго — такие долго не живут. Но теперь он ни за что не обменяет свою Войну на мирную жизнь с бутылкой в руке. Он Воин, и останется им до конца.
Что ж, пусть лучше так, короткая жизнь со смыслом, чем бесконечное бессмысленное прозябание. Все-таки Настя неплохой психолог, и обвинять ее, что в своих целях поступила негуманно, используя старого афганца в своих целях, не буду. Может, со стороны сидящего на диване перед ящиком офис-менеджера или плешивого очкастого интеллигента это негуманно, но почему за все двадцать послевоенных лет никто не дал этому человеку Цель и Смысл? Кто вспомнил о нем и тысячах таких, как он? Пусть даже не инвалидов, а просто калек? Калек в душе, которые так и не смогли найти себя в этом мире?
Поэтому пусть будет война. Война за правое дело. Короткая, скоротечная, с летальным исходом, но зато с чистой совестью.
Успокоенный Настиными чарами, Михалыч постепенно расслабился и опал.
— Они на трех машинах приехали, весь поселок видел, хоть и ночь была, — продолжил он.
— А что же никто не прибежал, не помог? У вас же дружный поселок?
— Трусы. Боялись. — Он опустил голову и обхватил руками. — Потому, Миха, с ними никто и не борется. Что боятся.
Наступила долгая пауза, в которую слышался лишь рокот двигателя. Наконец, Настя проговорила:
— Сколько в стране бандитов? Миллион? Даже если и так. А простых людей — сто сорок. Если миллион человек убьет по одному бандиту, пусть даже и сядет после этого, мир станет лучше, чище. МЫ станем чище.
После первых ста тысяч бандиты забудут, что такое беспредел. А после полумиллиона станут тихими и мирными, чинными карманниками. Потому что бандиты тоже жить хотят. И будет у нас полмиллиона мелких воришек вместо прорвы отморозков. И дети будут мечтать стать не Челищевыми и Сашами Белыми, а танкистами и космонавтами.
А пока мы боимся, пока следуем их продажным законам, вся власть у них. А мы с вами быдло, товарищи Двуногий Скот.
И я опять не мог с ней не согласиться.
Глава 5. Первый блин
— Так, еще раз все повторим, для верности. — Настя внимательно оглядела вначале Михалыча, потом меня. — Нам нужен Мага, Магомет Бароев. Предположительные места нахождения: во-первых, ресторан «Эдельвейс», во-вторых, гостиничный комплекс, в-третьих, загородный дом в пяти километрах к югу. Начинаем с ресторана, неофициальной штаб-квартиры банды. Михалыч, все верно?
Проведший перед этим с нами курс ликбеза об обстановке в городе афганец кивнул.
— Михаил?
— Моя задача — разведка, — вздохнул я и принялся озвучивать свою часть диспозиции. — Оценка угрозы. Затем действую согласно обстановке, цель — выявить местоположение лиц, обладающих информацией о верхушке банды. Попутно нейтрализую тех, кто оказывает вооруженное сопротивление. Задача-два — поголовное устранение всех, у кого увижу оружие, но не в ущерб основной задаче…
…Я не колдун, всего лишь невидимка, и, в отличие от спутницы, плохо разбираюсь в аурах. У меня это вроде побочной функции, сцепленной с основной способностью видеть потусторонний мир. Настя может с беглого взгляда охарактеризовать человека, решить, стоит ли ему жить, и вряд ли ошибется. Я же на себя такой груз брать не хочу.