Попал. Тот упал как подкошенный, держась за правую икру. Догнал его и врезал носком кроссовки по скуле.
— Куда, мразь!
Тот начал что-то выть, ударил ногой в живот. Аккуратно и не спеша заменил обе обоймы. Из-за угла появилась моя Настена, перепачканная кровью. За ней ковылял довольный афганец, рот до ушей. Глядя на ведьму, такую хрупкую, такую сильную и такую жестокую, я невольно улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.
— Сбежать пытался, — как бы извиняясь кивнул я на бандита.
— Окей. Мальчики, я подгоню транспорт, погрузите его на заднее сидение.
И дефилируя, небрежной походкой направилась к броневику. Михалыч, тоже смотрящий ей вслед, деловито причмокнул:
— Береги ее, Миха! Хорошая девка!
Затем, сменив объект внимания, обрушил приклад на простреленную ногу бандита.
— Что, помнишь меня, сука? Я те говорил, мразь, что мы еще встретимся?!..
Меня в тот момент занимали совершенно иные мысли…
Глава 7. То, что страшнее мести
— Все готово, учитель. Последний поселок пал.
Зебаб и его два десятка выехали из тьмы навстречу.
— Потери?
— Двое убитых и пятеро раненых.
— Убили всех?
— Да. Остались только женщины, старики и сопляки, не умеющие держать копье. Посевы сожжены. Амбары и загоны сожжены. Я не знаю, как выживут оставшиеся.
— Что-нибудь придумают, — равнодушно пожал плечами шаман. — Пусть объединяют роды. — Судя по его холодному голосу, ему действительно было наплевать. — Ждите после рассвета у Красного Камня.
Вождь кивнул, и объединенившееся войско поехало дальше, оставляя за спиной полыхающие поселения Юду и выжженную землю. Закончилась четвертая, последняя ночь расплаты, и остатки некогда могучего племени рыдали где-то сзади, оплакивая павших и проклиная ушедших.
Сам шаман обернулся к Астарту
— Возьми четверых воинов, и поехали.
— Да, учитель, — кивнул командир разведки, после чего отдал приказы и в сопровождении четверых снайперов поехал следом. Сзади на поводу шел конь с перекинутым через круп обгоревшим человеком.
— Не слишком ли это жестоко, за гибель женщины и ребенка убивать столько человек? — вдруг задал давно мучивший вопрос агессилиец. — Только мы убили больше сотни. А еще два десятка вождя…
Сатанаил равнодушно пожал плечами.
— Дело не в количестве. Они преступили заветы собственного бога.
— Тогда получается, что ты — карающее копье их бога? Почему же тогда так ненавидишь его? — задал он простой, но очень сложный вопрос.
Сатанаил поёжился. Агесселиец простой парень. Хорош в бою, незаменим в разведке, чувствует колдовство (хотя и не сильно, на уровне интуиции). Но вот на более сложные вещи смотрит слишком просто. Не усложняет жизнь мудрыми изысканиями. И до чего же простые и логичные вещи говорит иногда. Такие, до которых не додумаются многомудрые старцы.
Шаман прикрыл глаза, оставляя выбор дороги опытной лошади, снова пытаясь разобраться в себе, а заодно понять, как объяснить этому простому парню то, что чувствует.
— Я думал об этом, Астарт. Только пришел к выводу, что это не так. Не он наказал их за зло, а я. Он только воспользовался моей победой, но ничего не сделал сам для этого.
— Может быть, он помогал тебе все это время? Чтобы твоя месть стала его наказанием?
Сатанаил снова пожал плечами.
— Может быть. Но я не отступлюсь. Если у меня лучше получается бороться со злом, я буду делать это вместо него. Зачем нужны боги, которые обещают, но ничего не делают сами? Они дают племенам законы, но когда те отступают от них, почему ничего не происходит?
Боги просто используют людей в своих целях, играют ими, — закончил он. — Мы для них то же, что и куклы для наших детей. Когда у богов есть настроение, они смотрят на нас, наказывают или помогают. А когда нет — забывают, забрасывая в яму за шатер. Вон тот холм. Туда.
Маленький отряд развернулся и поскакал в указанном направлении.
— Я не хочу, чтобы люди были игрушками в чьих-то забывчивых руках, — продолжил Сатанаил. — Мы можем жить сами, без богов. Перестав их бояться, люди не будут делать многие плохие вещи безнаказанно, из страха перед высшими силами. Будут сами отвечать перед друг другом за содеянное.
— Ты хоть сам в это веришь? — усмехнулся Астарт
— А во что мне верить?
Повисло молчание.
— Ты хочешь бороться со злом. Но зло нельзя победить! — воскликнул разведчик.
— Победить — нет, парировал шаман. — Но можно контролировать. Ограничить.
Снова пауза. Снова Сати задумался. Много прошло времени, много воды утекло. Жажда мести, душившая все эти годы, куда-то ушла. Месть окончена, но жизнь продолжается.
Мстить богу? Разумно ли? Да, все что сказал этот юноша, может оказаться правдой, пути Великого Духа неисповедимы. Так учил Ной. Но почему же сердце щемит от осознания неправильности? Почему оно говорит, что останавливаться нельзя, надо двигаться дальше, чтобы разить тех, кто придумал этот фарс?
Это не месть. Это не ненависть. Это желание сделать так, чтобы больше нигде, ни в одном племени, ни в одном роду не совершалось несправедливости во имя богов. Чтобы человеческая трусость стала обычной трусостью, а не пряталась за божественные ритуалы и откровения. Чтобы окружающие видели и понимали, кто и что стоит в этой жизни. Мерзость, порок и предательство не должны больше прятаться за благонравной личиной.
Но для этого придется изменить мир. И придется сразиться с теми самыми богами. Точнее, с тем самым Богом и всем его небесным воинством.
Но иначе нельзя. Иначе он, шаман Сатанаил из племени Юду, может расписаться в своем бессилии. Ведь прав старый Ной, только сильный человек может простить. Только слабый будет мстить, это так. И он отомстил, показав слабину, хоть со стороны может показаться, что его рукой племя покарал сам Великий Отец. Но есть еще одно, что не сказал старый мудрец. Есть нечто, Путь, которым может следовать только сильный духом воин, сильный мужчина. Путь человека, не смирившегося с окружающим; того, кто не мстит обидчикам, а делает так, чтобы подобные обиды больше не повторились. Нигде и ни с кем.
Да, отомстить может и слабак. Но не каждый слабак способен поставить такую Цель: уничтожить не обидчиков, а те причины, которые позволили обидчикам причинить ему боль. Великую Цель, стоящую того, чтобы посвятить ей жизнь.
— Я хочу попытаться оставить мир без злобных и забывчивых богов, — произнес он, и от его слов по коже разведчика побежали мурашки. — Мир, где люди будут отвечать за все содеянное сами. Рассчитывать на себя и помогать друг другу. Хочу сделать мир, в котором не будет войны. Вообще. Мир, где, любимые люди могут быть счастливы, не оглядываясь на окружающих.
— Это невозможно, — усмехнулся агессилиец.
— Ты думаешь, я не смогу сделать так, чтобы войн не было?
— Не сможешь. Даже боги не могут! — вскинулся юноша.
— Но я же не бог. — По лицу шамана поползла уверенная улыбка.
— Значит, тем более не сможешь, — возразил агесселиец, но как-то неуверенно. Эмоциональный настрой шамана передался ему, как всегда передавался окружающим. Потому что еще никогда этот человек не обманывал. Если он говорил, что что-то может, всегда это делал, как бы трудно ему при этом ни было. И весь секрет успеха демонов крылся в его уверенности. Люди верили, ЗНАЛИ, что раз он сказал, что так будет, то так и будет. Если он сказал, что выберутся из окружения, значит выберутся. Да, понимали, что не все, что многие погибнут. Но основной отряд выживет. И люди бросались в самые тяжелые, бессмысленные на вид предприятия, делали поистине безумные вещи, которые в здравом уме больше никто никогда не повторит, потому что твердо верили — с этим человеком ничего невозможного не существует.
Но то, что говорил шаман сейчас, было чересчур для восприятия простодушного варвара, и природное агесселийское упрямство одержало верх.