— Пусть подерутся, сегодня у меня пес без намордника, — сказала я, испытывая ни с чем ни сравнимое торжество.
— Убери буля, говорю! — через несколько секунд уже в ужасе заревел хозяин Степана, глядя, как Крис душит его собаку. Из пасти Степана с трудом вырывалось хриплое дыхание. Я тоже испугалась, а вдруг Крис его задушит? Ведь до этого я еще не видела, как Крис дерется по-настоящему. Я схватила его за ошейник. Наконец Крис тоже захрипел и выпустил горло Степана.
Толпа собачников и зевак завороженно молчала. Маленький бультерьер подмял под себя самого «крутого» пса на площадке! Вся морда и лоб Криса были исполосованы клыками Степана и сочились кровью. А Степан уходил торопливо, опустив косматую голову и все еще кашляя от недостатка воздуха.
Но приключения этого сумбурного вечера еще не закончились. Когда мы с Крисом, усталые, но вполне собою довольные, подошли к нашей двери, я в ужасе обнаружила, что потеряла ключи. Ну конечно, я выронила их, когда стягивала с Криса намордник! Поникшие, мы поплелись обратно. Я долго и безуспешно ползала по талому весеннему снегу почти что в полной темноте. Я была в отчаянии. Ведь второй ключ был лишь у Фарита, который вернется из Москвы только через два дня! К тому же я вспомнила, что не выключила суп, который варила для Криса, и ужасные картины пожара уже вставали перед моим мысленным взором…
Вот до чего доводят эти идиотские драки! Как я могла впасть в такой азарт и все на свете позабыть?! Я впервые с удивлением подумала о том, что в собачьих боях и в самом деле таится какая-то притягательная сила, которая может заставить забыть обо всем.
Нам ничего не оставалось делать, как отправиться к друзьям, жившим в доме напротив — Лене и Сереже. Узнав про не выключенный суп, друзья не на шутку взволновались. Мы то и дело смотрели в окно — ведь наши дома стояли напротив друг друга. У нас с Ленкой и Сережкой вообще была привычка постоянно смотреть на окна друг друга.
Но свет на кухне мирно горел, и следов начинающегося пожара пока не замечалось. Сначала Сережа предложил ломать замок. Потом я вспомнила, что дверь на балконе не заперта. А жили мы на третьем этаже.
— Ну так я залезу на балкон! — придумал Сережа.
Мы с Ленкой стали его отговаривать, но разве остановишь мужчину, который уже сказал «а»?!
Выйдя на балкон второго этажа, Сережа встал на перила, ловко подтянулся и оказался на нашем балконе. Дверь была открыта, плита — выключена. Он открыл дверь изнутри, и мы с Крисом ввалились в квартиру в полном изнеможении.
Самым интересным оказалось то, что на следующее утро я обнаружила свои ключи мирно висящими на кусте неподалеку от места, где случилась драка.
Я была рада, что это приключение закончилось благополучно. Зато Степан и его надменный хозяин теперь, за версту увидев Криса, сворачивали в другую сторону.
VII. Собаку нужно выбирать по хвосту
Когда теперь я вспоминаю Криса, то почему-то чаще и ярче всего представляется мне именно зима. Может быть потому, что Крис был таким же снежно- белым и сияющим, как чудесные солнечные дни на излете января?
Когда в полдень, среди сверкающего снега, ярко-голубого неба, фиолетовых теней, отбрасываемых деревьями и кустами, под ярким солнцем, вдруг с ликующим замиранием ощущаешь близость весны… Или так пахнет солнечный свет, когда его поток обрушивается откуда-то из астрально-ультрамариновой выси и прячется в каждой из мириад пушистых снежинок? Я бегу по хрусткой и твердой лыжне, поблескивающей на солнце, вдоль крутого берега реки, потом среди пушистых серебристых зарослей вейника, потом по опушкам островного леса, щедро опоясывающего берега Казанки.
Здесь — край города, и звуки его уже не слышны, и сам он потонул в голубоватой дымке, и огромные жилые массивы кажутся отсюда маленькими спичечными коробками. Никто не встретится нам на пути — лыжники появляются здесь только по выходным. И мы с Крисом наслаждаемся одиночеством и полной свободой. Здесь наконец я освобождаю его от надоевшего намордника и отпускаю с поводка. И Крис, одурев от восторга и радости, широко раскрыв мокрую розовую пасть, носится по сугробам, ныряет в глубокий снег, кувыркается и лает, валяется и роет глубокие ходы. Он тоже, как снег — ослепительно бел, и порой сливается с поверхностью земли. И только черный нос, темные бусинки глаз и розовые уши выдают его.
Я не могу не любоваться им. Ему всего лишь год отроду. И как хороши его широкая и мускулистая грудь, мощная прямая спина, могучая шея, массивная голова! Все его тело словно змеится мускулами, очерчивающими каждое его движение. Я пристегиваю поводок к шлейке и командую: «Вперед!» С неистовой одержимостью Крис устремляется вперед, взлаивая от возбуждения и азарта. Он несется, словно маленький белый жеребчик, и тащит меня по лыжне с такой скоростью и легкостью, что только ветер свистит в ушах, и я с трудом успеваю одолевать крутые повороты.
Иногда мы выходим на лыжню всей семьей, и тогда Крис с энтузиазмом везет санки с Тимуркой. Причем тащит их он вовсе не по дороге, а по глубокой снежной целине, и все равно обгоняет нас с Фаритом, как бы мы ни старались бежать быстрее.
Однажды Крис удивил нас своей силой. Нужно было привезти от родителей домой мешок картошки. Машина, как назло, стояла в ремонте. Был уже поздний вечер, темнота непроглядная. С нами еще и Тимур. Пока мы добирались до трамвайной остановки, кому-то пришла в голову мысль дойти до дома пешком. По льду Казанки.
Стоял тихий зимний вечер. На реке снега было мало, в основном — лед. Сначала Крис вез просто санки с мешком картошки. Потом, когда Тимур начал ныть и хныкать, его водрузили поверх мешка. Некоторое время шли так. Все уже порядком запыхались, а Крис как ни в чем не бывало рвался и рвался вперед, поскуливая от возбуждения.
— Видно это слишком легкий для него груз, — сказал Фарит. — Попробуй-ка сесть тоже, Янка!
— Да ты что, Крис же не потянет такой вес! — испугалась я.
Но и самой мне уже было любопытно, сколько же сил у этого маленького бультерьера? И я взобралась на мешок картошки, а Тимура посадила к себе на колени. Фарит побежал вперед, Крис завизжал, дернулся и стронул с места перегруженные санки. Шаг, второй, третий — дались ему с видимым усилием, но постепенно он разогнался и побежал вперед размашистой уверенной рысью. Догоняя Фарита, перешел на галоп. И мчался так по ледяному полю до самого нашего берега, на котором сияли тысячами окон громады домов. Это была незабываемая езда! Мы мчались с приличной скоростью и болтались вместе с Тимуром на вершине картофельного мешка. А впереди мелькала круглая спинка маленькой белой собачки, и это несоответствие размеров и силы было самым невероятным.
Надо ли говорить, что для того, чтобы катать меня на санках без ребенка и без всякой картошки, Крису не требовалось практически никаких усилий. Одно удовольствие, приятная разминочка перед сном. Теперь мы выходили с ним «на трассу» почти что каждый вечер. Вернее, каждую ночь. Обычно часов около двенадцати, когда прохожих на улице почти не было, мы могли беспрепятственно носиться по всему кварталу. Вскоре у нас уже выработался свой маршрут, который Крис знал прекрасно. Каждый раз, как только я надевала на него шлейку, Крис начинал прыгать от радости и лаять, и пока мы спускались по лестнице, он то хватал зубами санки, то ловил свой хвост, то кусал и рвал поводок. У подъезда я усаживалась на санки, еле сдерживая его. Он был похож на резвого, рвущего поводья коня. Услышав долгожданное «вперед», Крис со всей страстью, с громким лаем и визгом бросался сразу в галоп. Сколько ликующей радостной силы было в этом его беге!
Мы мчались по огромному периметру — мимо остановок автобуса, школ, домов, пустырей и универсамов. Расстояние, кажущееся длинным и тяжелым, когда опаздываешь на работу или ползешь к дому с полной сумкой продуктов, — мы с Крисом преодолевали за считанные минуты. Я вообще люблю всякую быструю езду — на велосипеде, на лошади, на машине. Это была настоящая езда на собаке, приносящая мне массу удовольствия. Единственное, что иногда омрачало наши прогулки — встречи с одинокими прохожими. Прохожие эти, как правило, были в основном мужики не в самом трезвом виде — кто же еще будет слоняться по пустынным улицам в такой час? И хотя я всегда старалась предотвратить столкновение, иногда это все же случалось. Дело в том, что Крис, издали приметив одинокую фигуру, устремлялся прямо на нее, как пущенная в цель ракета дальнего радиуса действия. Если человек что-то соображал, то узрев несущегося на него с рычанием бультерьера, он вовремя отскакивал в сторону, и Крис, щелкнув зубами, проносился мимо. Но встречались и такие смельчаки, которые шли напролом, считая ниже своего достоинства уступить дорогу. И тогда я уже вряд ли могла повернуть Криса в сторону. Встречный чаще всего летел в снег от мощного удара. А однажды Крис на скаку ухитрился хватануть какого-то мужика за джинсы и оторвать штанину. Конечно, это было похоже на хулиганство. Но, к счастью, обходилось без крови. К тому же, мы тут же уносились с места преступления. И пока человек поднимался из снега, нас уж и не было видно. Наверное, часто подвыпивший бродяга просто не понимал, что же это его так неожиданно уронило? Если бы видели меня в такой миг читатели моей газеты! Известный журналист, пишущий на политические темы! Никто бы не поверил, что эта легкомысленная девица на санках — известная в городе журналистка!