– Над Великой Степью нет власти Солнечного. Ни одной молитвы отсюда он не услышит. – Потом криво усмехнулся: – Разве что Многоликого попросить о милости. Чтобы мы успели добраться. Чтобы выжили. Чтобы…
Следующее «чтобы» осталось невысказанным – впереди блеснула белая каменная кладка.
«Неужели Многоликий и впрямь услышал?» – подумал Венд, но предпочел оставить эту мысль при себе. Ресан, похоже, пришел к тому же выводу, но вместо радости на его лице отразилось смятение. Солнечный обязательно узнает, а он не прощает своим верным отступничества. Даже случайного, даже на мгновение.
Потом смятение исчезло, вместо него на лице появился вызов. Юноша встряхнулся и посмотрел в черное небо.
– Это не была молитва Многоликому! Только несколько пустых слов.
Ветер, ровно дувший последние часы, вдруг стих. Венд на мгновение прикрыл глаза – ругать твердолобую правдивость Ресана смысла уже не имело.
– Быстрее! К развалинам! – крикнул он парню и пришпорил коня, понимая, что сейчас начнется. Боги не любят, когда их милость отвергают.
Один удар сердца, второй, третий… На четвертый удар ветер вернулся, в несколько раз сильнее, чем до того. И вместе с ветром прилетели первые крупинки снега. И не только снега, – понял Венд, когда режущей болью обожгло лицо, а потом и руки. Жалобно заржал конь.
Снег пошел густой стеной, не давая видеть дальше пяти шагов. И капли яда, смешанные со снегом, падали все чаще, разъедая кожу лица и рук, оставляя кровавые полосы на крупе коня. Первые мгновения боль от яда была мучительной, потом исчезла, и это отчего-то испугало Венда больше всего. И конь уже не бежал к спасительным развалинам так быстро, как прежде. Не мог?
Надо было что-то сделать, чтобы заставить его бежать быстрее, но что? Мысли начало закрывать такой же пеленой, как и мир перед глазами.
– Очнись! – прокричал голос рядом. – Очнись!
И все растворилось в белой пелене…
Глава 4
Было холодно и темно. Огонь, зажженный в полуразрушенном очаге, старался, но не мог принести ни тепла, ни света.
Венд медленно поднялся – лежал он, как оказалось, на попоне своего коня, брошенной на каменный пол – и побрел к огню. Опустился на колени рядом с очагом, протянул к языкам пламени закоченевшие руки, но так и не почувствовал тепла. Наоборот, показалось, что от близости огня стало холоднее.
– Сгоришь, но не согреешься, – сказал за спиной Ресан.
Венд повернулся к нему.
– Почему?
– Из-за яда. Пока весь яд не выйдет, согреться не сможешь. И замерзнуть сильнее, чем сейчас, тоже.
Венд посмотрел на свои пальцы, на тыльные стороны ладоней, покрытые красными вспухшими полосами.
– На лицо я такой же красавец?
– Да.
– А ты… – Венд всмотрелся в лицо юноши. – На тебе нет следов яда.
Тот неопределенно пожал плечами.
– Немного жгло поначалу, потом прошло.
«Как у настоящего кочевника», – хотел сказать Венд, но не сказал. Наверное, оттого, что эта самая мысль уже читалась в глазах Ресана и счастливым его не делала.
– Не помню, как оказался здесь, – сказал Венд, меняя тему. – Я же потерял сознание еще там, снаружи. Как у тебя хватило сил затащить меня?
– Ты не потерял сознание, – кратко ответил Ресан, – сам сюда дошел, на своих ногах. Яд вызывает провалы в памяти. И еще… тебе скоро начнет чудиться.
– Что чудиться?
Ресан пожал плечами.
– Люди, звери, боги – откуда мне знать? Всем чудится разное.
– Может, я тогда отдам тебе оружие? А то мало ли…
Юноша покачал головой.
– Вместе с видениями приходит оцепенение. Лучше ляг поудобнее, потому что, если свалишься здесь, я тебя с места не сдвину.
Венд вернулся за попоной, бросил ее на пол ближе к огню и растянулся во весь рост. Потом вскинулся.
– А наши кони?!
– Я их устроил в соседнем зале, – ответил Ресан, задумчиво глядя на пламя. Венд приподнялся на локте, рассматривая юношу. Что-то в его внешности вдруг показалось неправильным. Волосы. Не привычные темно-русые, а светлые, отливающие золотом.
– Похоже, начались обещанные видения, – сказал Венд, и Ресан повернулся к нему. Нет, не Ресан. То есть лицо-то осталось Ресана, а вот тело стало определенно женским, со всеми округлостями в нужных местах. Весьма щедрыми округлостями.
Венд зажмурился, надеясь, что, когда откроет глаза, все вернется в норму, но стало только хуже. Теперь и одежда Ресана превратилась в женскую, в платье из тех, что носят богатые тэры. В ушах закачались драгоценные серьги, на шее очутилось ожерелье. Из общей картины выбивался только узкий кожаный пояс, изрядно потертый. Поверх роскошного платья он смотрелся странно.