— Я тоже без ума от этой книги, — сказал он. — Не думал, что молодые люди читают нечто подобное.
— Знаете, самообразование — мое хобби.
Я надеялся, конечно, тем самым увеличить свой проходной балл. Не знаю наверняка, помогло ли это, только после собеседования, в ходе которого выявилось такое счастливое совпадение, куратор чуть ли не гладил меня по голове. К счастью, он так и не спросил, чем мне понравились «Путешествия».
Мэтью поступил в колледж Рид. Я помог ему подать заявление в самый последний момент. В этом учебном заведении оценки не ставят, и вы можете специализироваться по таким предметам, как гармония или скульптура из глины. Находится он далеко от Нью-Йорка, на северо-западе тихоокеанского побережья. Приятелю не помешало бы поучиться в такой глубинке, только он туда не поехал. Мэтью удалось убедить своих родителей в том, что ему необходимо годик пожить за границей, а потом он уж сам решит, чем заниматься. Отправка сына в колледж обошлась бы старикам практически в ту же сумму, так что они дали ему денег на путешествие. Откровенно говоря, пристрастившийся к марихуане Мэтью крайне надоел им.
В то время Мэтью много болтал о своем желании стать дзэн-буддистом, поступить в дзэнский монастырь и вечно таскал с собой книгу Алана Уоттса «Опасная мудрость». По всей видимости, парень считал наши проказы формой примитивного дзэна. Например, мы брали с собой большой кусок магнитофонной пленки, несли ее в магазин и требовали сделать ксерокопию. Служащий шел у нас на поводу. В итоге мы получали пустой лист, который Мэтью называл «копией вселенского Ничто». То же самое, что хлопок одной рукой, понимаете ли. Вообще-то ему плевать было на буддизм. Если бы существовали монахи-дадаисты, то он обязательно стал бы одним из них. Однако Мэтью серьезно увлекся дзэном и уехал в Азию.
Он посетил меня однажды, когда я учился на первом или втором курсе в Йеле. Я поселился в общежитии с товарищем по комнате, и приезд школьного друга озадачил меня. Мы с ним стали совсем разными. Он — загорелый, гибкий и крепкий — выглядел старше меня. Одевался он все еще как мальчишка, однако вид имел мужественный. Мы в Йеле, напротив, носили консервативные костюмы, но выглядели как мальчишки. За исключением нескольких студентов, отрастивших пивные животы.
Мэтью тогда только что вернулся из Таиланда и с волнением рассказывал мне, как познакомился там с харизматическим наркобароном, Хан Шахом, обладавшим большей властью, чем законное правительство страны. По словам Мэтью, этот человек из народа пытался узаконить выращивание мака. Мэтью специально учил тайский язык, чтобы переводить манифесты Хан Шаха.
Мне казалось, что вся эта ерунда не имеет никакого отношения к дзэну, о чем я и сообщил товарищу. Он рассмеялся в ответ.
— Ты занимаешься любимым делом? — вдруг спросил он меня.
В то время я еще не мог дать определенный ответ на такой вопрос. Мэтью ужасно раздражал меня.
Я все еще восхищался старым приятелем, однако не хотел иметь с ним ничего общего.
Отговариваясь и прикрываясь нашими старыми шуточками, я кое-как спровадил его обратно в Нью-Йорк, сославшись на отсутствие свободного времени. Якобы мне надо писать сочинение и развлекать свою подружку. Он провел у меня всего одну ночь.
В течение последующих восьми лет я больше не видел Мэтью. Правда, он присылал открытки. Вот одна из них с изображением Элтона Джона в очках, украшенных блестками. На обороте рукой Мэтью написано следующее: «Свободное время. Занятия фармацевтикой». Обратного адреса не было. На марке стоял штамп города Санта-Фе. Штат Нью-Мексико.
* * *Он всего лишь за час предупредил о своем прибытии. Оказывается, узнал мой номер телефона из справочника. Я дал ему свой адрес. Через час он уже стучался в дверь.
— Припарковался в зеленом массиве.
Голос Мэтью дрожал.
— Отлично.
Я с интересом разглядывал его. Такой же высокий и костлявый, только лицо покраснело и отекло. Неужели я тоже выглядел бы так ужасно, претерпев жизненные невзгоды?
— Вот привез тебе подарок, — сказал он.
Камень величиной с кулак, пронизанный белыми жилками. Я взял его в руку.
— Спасибо, — поблагодарил я, стараясь голосом не выдать иронию.
Никак не мог понять: это прикол или глубокая мудрость.
Если бы мы все еще учились в школе, то шутка, по-видимому, имела бы продолжение. Он повел бы меня на улицу и показал множество аналогичных камней в своей машине.
Через десять лет он стал гораздо проще. Весь пафос куда-то исчез. Не иначе, где-то в лесу сдох медведь.
— Входи, — сказал я.
— Неплохо бы выпить пива, — предложил он.
Было два часа дня.
— Хорошо, — согласился я.
Через несколько минут он уже стоял на пороге и шуршал пакетом, из которого извлек полдюжины пива «Сьерра-Невада». Бутылки он засунул в холодильник и тотчас открыл высокую алюминиевую емкость с японским пивом. Мы наполнили два стакана. Я смирился с тем, что день пропадет напрасно.
Мэтью откинулся в кресле и улыбнулся. Однако его взгляд выражал некую обеспокоенность.
— Хорошая квартирка, — заметил он.
— Здесь неплохо работается.
Странным образом мне хотелось защищаться.
— Я читаю твои вещички, — сообщил он с серьезным видом. — Родители вырезают их для меня из разных изданий.
Я нарисовал серию комиксов под названием «Планета Большой Ноль» и опубликовал их в музыкальном журнале, издаваемом сетью магазинов грампластинок. Теперь раз в месяц мои герои, Доктор Фаренгейт, Плакса Тун, а также их маленькая собачка Луи-Луи, появляются на печатных страницах, занимаются всякими глупостями и по ходу рецензируют какой-нибудь новый компакт-диск.
Где-то в подтексте моих комиксов чувствовалась отдаленная связь с очками Тосканини. Я зарабатывал деньги на хлеб насущный. Более того, недавно один кабельный канал купил права на постановку «Планеты» в виде мультипликационного сериала. Они также подрядили меня в качестве сценариста и раскадровщика.
— Не знал, что твои старики интересуются рок-музыкой, — удивился я.
— Они гордятся тобой, — сказал Мэтью, сделав большой глоток из бутылки.
В его тоне не чувствовалось никакой иронии. Весь запал, некогда являвшийся неизменным атрибутом личности моего товарища, куда-то исчез. Он как-то поблек.
Мэтью рассказал о себе. Покинув Санта-Фе, он отправился в Перу, где фотографировал сохранившиеся исторические сооружения и старинные развалины. Он с упоением говорил о «памятных местах обитания древних людей». Этот термин включал в себя и скульптуру, сооруженную из перевернутых старых «кадиллаков», наполовину вросших в бесплодную почву техасской пустыни, и каменные кольца на Тибете, а также круговое кладбище в Париже и небоскребы Уолл-стрит. Он наснимал тысячи километров пленки, которая так и оставалась не проявленной. Теперь мой друг пытался найти спонсоров для выпуска электронной версии. В его рассказах присутствовали призраки, в основном необычные женщины. Одна из них — покинувшая родину англичанка, с которой он жил в Мехико. В итоге она указала ему на дверь. Какая-то журналистка, которая сначала помогала ему, а потом вдруг исчезла, прихватив с собой уникальные фотографии мест погребения древних инков. Наконец, совсем недавно одна стерва из Флорида-Киз украла у него камеру после трехдневной пьянки.
Я живу в Коннектикуте, от города час езды, если только на дороге нет пробок. Мэтью приехал навестить меня на машине своих родителей. Он побывал в Нью-Йорке и пытался убедить стариков отдать ему кругленькую сумму, которые они хранили в банке на случай его женитьбы и покупки дома. Мэтью хотелось вновь посетить Перу.
На мой взгляд, Мэтью перевоплотился то ли в художника, приверженного неопределенному жанру искусства, то ли в путешественника вроде Тура Хейердала, но без лодки «Ра».
Японская емкость опустела. Мэтью прошел на кухню, чтобы взять «Сьерру». Он не пьянствовал ради веселья, просто выпивка являлась необходимостью. Она придавала ему уверенности.