Руди Крюгерранд выжил после падения. Он получил перелом позвоночника и не мог ходить. Нижняя часть тела полностью онемела. В сентябре он мужественно прибыл на занятия в инвалидном кресле. Руди учился и по-прежнему пьянствовал, хотя стал более сдержанным, мягким и склонным к размышлениям. Его часто можно было видеть на вечеринках дремлющим где-нибудь в уголке. После увечья он пьянел от небольших доз алкоголя. Если бы Руди умер, это событие, очевидно, стало бы предметом бурных дискуссий и превратилось в легенду. Вместо этого о нем предпочитали помалкивать.
Сосуществование в небольшой коммуне таких личностей, как Руди и Сверхкозел, которому предложили преподавать на кафедре общественных наук, представлялось странной и неразрешимой проблемой-загадкой. Потерпел ли супергерой поражение в критический момент? Спровоцировал ли он происшествие сам? Или трагическое событие было вызвано глупостью двух оболтусов, один из которых поплатился за проделку своим здоровьем?
Я размышлял над этим дзэнским коаном-ребусом в течение целого года, продолжая обучение на последнем курсе в Калифорнийском университете, находящемся, слава Богу, на расстоянии трех тысяч миль от Коркорана, который стал теперь местом обитания Сверхкозла. В последующие десять лет я не видел его и не думал о нем.
* * *Самой замечательной студенткой, какую я когда-либо встречал в жизни, была итальянка по имени Анжела Веруччи. Высокая, с бронзовой от загара кожей, с насмешливым выражением лица, одетая вне зависимости от погоды в аккуратный брючный костюм или юбку с гольфами. На глазах очки в черепаховой оправе, светлые волосы завязаны в тугой, как носят японцы, пучок. Необычная аура, серьезность и средиземноморское великолепие выделяли девушку на фоне вежливых, вечно жующих попкорн и одетых в футболки американских студентов, в чей среде она материализовалась каким-то чудесным образом. Анжела Веруччи была старше своих сокурсников, уже успела поучиться в Оксфорде и приехала в США, получив стипендию Ривса. Она говорила на безупречном английском и, несмотря на проблемы с аккредитацией, считалась таким же сильным специалистом по истории средних веков, как и я. События происходили в университете штата Орегон в городке Корваллис, где я в течение двух лет работал над докторской диссертацией, окончив шесть курсов в Ирвине. Штат Орегон стал шестой остановкой в ходе турне, совершаемого Анжелой Веруччи по Америке. Она также проучилась год в Колумбийском университете и по чистой случайности — один семестр в Коркоране.
Как поступает тридцатилетний профессор с самой милой студенткой, какую он когда-либо встречал? Он ждет окончания семестра, подает прошение на кафедру факультета о предоставлении краткосрочного отпуска и ранней весной предлагает девушке отправиться к самой высокой точке графства под названием Саттер-Парло, возвышающейся над всей горной грядой. Анжела Веруччи прибыла на встречу в туфлях на высоких каблуках, очевидно, не вполне понимая, куда ее, собственно, приглашают. Таким образом, мы отказались от восхождения на гору, решив вместо этого выпить по бокалу вина «Орегон пино нуар» в ресторане, стилизованном под патио на высоком берегу реки Уилламет. Отличное место встречи для уроженца Бруклина и сицилийки.
Через два года мы поженились на острове в Италии. Церемония свадьбы проходила в строгом католическом духе. Я не возражал. Широкий круг моих знакомых узнал о счастливом событии исключительно из сообщений по электронной почте. Потом мы с Анжелой вернулись в наше тихое уединенное бунгало, которое мы арендовали в городке Нью-Брансуик, штат Нью-Джерси. Я тогда защищал вторую докторскую в Редгерсе и мечтал получить должность преподавателя. Не то чтобы собеседования проходили без всякого успеха: мне не давали от ворот поворот, приглашая для второго и третьего разговора, неизменно предлагали прочитать курс пробных лекций. После этого кандидат и комитет по приему на работу обменивались вежливыми посланиями, уверяя друг друга в полезности встречи. Однако постоянной работы я так и не получал.
Так что к тому времени, когда меня пригласили на собеседование по поводу преподавания в Коркоране, просторы Новой Англии, моей альма-матер, не казались такой уж плохой перспективой. Шла неделя празднования Хэллоуина, стояла великолепная погода, так что в любом случае приятно было совершить путешествие в знакомые края, вне зависимости от результата собеседования. Мы отправились рано утром, прокатились по проселочным дорогам Нью-Хэмпшира, устроили пикник возле пруда Коркоран, и только потом я записался на прием в колледже.
В учебном заведении происходили какие-то финансовые передряги, разразился скандал, связанный с должностными нарушениями. В администрации шли чистки. Однако сады, яблони и белые заборы оставались все теми же. Пока Анжела совершала ностальгический осмотр кампуса и общежитий, я отправился на запланированное судилище, где меня допрашивали досточтимые пэры, некоторые из них уступали мне в возрасте. В комнате царила весьма напряженная атмосфера: кое-кто одобрял мою кандидатуру, иные ставили на другого претендента. Никто не испытывал сентиментальных чувств по поводу того, что я являлся питомцем этого колледжа, припасая всяческие трогательные излияния для ужина в мою честь, который должен был состояться вечером. После серии дружеских рукопожатий меня отвели в кабинет ректора. Она хотела поговорить со мной наедине, что я счел за добрый знак.
Ректор спросила, как мне понравилось собеседование, и мы поболтали о всяких пустяках. Она интересовалась временами, проведенными мной в колледже, и я рисовал все исключительно в розовых тонах. А потом она спросила:
— В таком случае вам, наверное, знаком Сверхкозел?
— Конечно, — ответил я. — Однако я не посещал его лекции.
— К моему удивлению, он попросил меня пригласить его на ужин сегодня вечером. Обычно этот человек не участвует в общественных мероприятиях.
— Он все еще здесь? — удивился я.
Столько знакомых уже куда-то исчезло, а вот Сверхкозел то и дело появляется на моем пути.
— Да, хотя его присутствие уже носит чисто символический характер и обусловлено неоспоримыми заслугами этой личности. Он больше не преподает, но пользуется всеобщей любовью. Студенты шутят, что его можно увидеть в кампусе пару раз в семестр. А если вам захочется поговорить с ним, можно составить ему компанию во время традиционной прогулки.
— Он узнал меня по имени?
— Похоже на то. Вам следует приготовиться к встрече. Он очень слаб теперь.
— Сколько ему лет?
— Точно не знаю. Тем не менее процесс старения налицо. Да вы сами увидите.
Возможно, супергероизм — это своего рода токсин типа стероида, который оказывает губительное действие на здоровье. Я размышлял на эту тему, покинув кабинет ректора. Пройдя через лужайку кампуса, я миновал стоянку автомобилей и спустился вниз по холму. Там, возле коркоранской бухты, стояла наша любимая скамейка, где меня поджидала Анжела. Я первым заметил жену. Она сидела, поджав под себя ноги. Снятые туфли валялись на земле. Анжела читала толстенную, в твердом переплете, биографию Руссо. В отдалении умирающее октябрьское солнце отбрасывало плавные тени на Белую гору. Внезапно я представил нас сидящими здесь целую вечность и испытал прилив самых радостных чувств.
— Как прошло собеседование? — спросила она, заметив меня.
— Друзья и враги разделились поровну. Кое-кто дремал.
— А ректор?
— Очень мила, но держалась скрытно.
Я обнял ее за плечи. Она закрыла книгу.
— Ты где-то далеко от меня, — проговорила Анжела. — Вспоминаешь былое?
— Да.
Я размышлял о Сверхкозле. Никогда раньше не задумывался о той жертве, которую он принес, провозгласив в далеком прошлом свои диссидентские политические взгляды. По моему мнению, совершенно напрасно. Чего он этим добился? Достигли Сверхкозел чего-то за пределами формата комиксов? Пусть это и пустячная работа, но все-таки котят тоже нужно снимать с деревьев. Человека в жилете также необходимо порой побеждать. А вот зачем надо было отказываться от имени Ральф Герстен, если в итоге жизненной деятельности ты просто становишься талисманом кампуса?