Эдди изобразила на лице гримасу и отстранилась от меня.
— Не смешно, — заключила она.
— Полиция потеряла свой спрей! — воскликнул я, продолжая щекотать ее.
— Не смешно, не смешно.
Она шлепнула меня по рукам и встала.
— Ладно. Ты права. Совсем не смешно. Положи эту штуку на стол.
— Давай вернем ее. Ты же сам говорил.
— Я слишком устал. Пока спрячем. Вернем завтра.
— Хорошо. Я сама спрячу. Закрой глаза.
— Не хочу играть в прятки. Закроем спрей в каком-нибудь тайнике.
— К чему такой ажиотаж? Можно просто положить его на стол.
Она положила баллончик на стол рядом со светящейся шкатулкой.
— А вдруг кто-то еще проникнет в нашу квартиру и похитит его? Не исключено, что к нам ворвется полиция.
— Ты все усложняешь.
Я приблизился к столу.
— Просто я устала. — Эдди притворно зевнула. — Какой тяжелый день.
— Мне плевать на похищенные вещи. Даже скучать по ним не буду.
— В самом деле?
— Ненавижу телевизор и факс. Терпеть не могу шкатулку.
— Посмотрим, что ты скажешь завтра, когда их изображение исчезнет навсегда.
— Я люблю только тебя одну.
Я схватил контейнер с аэрозолем. Эдди также уцепилась за него.
— Отпусти, — проговорила она.
— Люблю тебя одну. Ты смысл моей жизни. Мы вновь стали бороться за спрей. Вместе упали на диван.
— Мы поставим его на стол, — предложила Эдди.
— Хорошо.
— Отпусти.
— Сначала ты.
— Нет, давай отпустим вместе. Разом. Мы поставили баллончик на стол.
— Знаешь, о чем я думаю? — спросила она.
— Вполне возможно.
— А о чем ты думаешь?
— О том же, о чем и ты.
— Я ни о чем не думаю.
— И я тоже.
— Обманщик.
— Скорее всего у нас ничего не выйдет, — предположил я. — У полиции нет такой ерундовины.
— Но почему бы не попробовать?
— Не стоит.
— Ты же говоришь, что ничего не получится.
— Прекрати. В баллончике отравляющие вещества. Видела, как они закрывали собаке морду?
— Но сами-то они никак не предохранялись. К тому же я спрашивала у них, когда ты выходил в другую комнату. Полицейские ответили, что делают это для того, чтобы избавить нас от неприятного зрелища. Оказывается, пес ест очень неряшливо. Аэрозоль показывает то, что он проглотил незадолго перед экспериментом. По их словам, картина отвратительная.
— Теперь, по-моему, ты врешь.
— Давай посмотрим.
Я вскочил на ноги.
— Если обрызгаешь меня, получишь сдачи, — крикнул я.
Струя аэрозоля ударила в меня. Мокрый туман окутал все мое тело, словно парашют, опустившийся сверху. Возник образ Лусинды. Вокруг нее распространялось бледно-розовое свечение.
Лусинда стояла абсолютно голая. Короткие волосы, как в те времена, когда мы жили вместе. Голова покоится на моем плече, руки обнимают мою шею. Она прильнула ко мне, к моей рубашке и жилету. Груди прижимаются к телу, однако я не ощущаю прикосновения. Колени упираются в мои ноги. Отступаю назад, но Лусинда следует за мной. Светящаяся и бестелесная. Поворачиваю голову, чтобы увидеть лицо. Оно выражает безмятежное спокойствие. Глаза полуоткрыты.
— Ну вот, — заговорила Эдди, — сработало.
— ДАЙ ЕГО МНЕ!
Я устремился за контейнером. Эдди уклонилась. Я схватил ее за руку и потянул за собой на диван. Теперь вместе с Лусиндой нас стало трое. Причем последняя фигурировала в обнаженном виде. В борьбе за баллончик мы проходили через светящееся тело Лусинды, сквозь ее руки и ноги.
Я крепко ухватился за контейнер. Эдди не отпускала его. Четыре руки на маленьком баллончике. И тут он сработал. Кто-то из нас нажал на форсунку. Не знаю, кто именно. Только не Лусин-да.
Капельки аэрозоля окутали нас, и появился Чарльз. Он нависал над Эдди и тоже был голый, как и Лусинда. Светящиеся плечи, ноги и зад покрывали нежно-розовые волоски, словно ореол вокруг электрической лампочки. Рот открыт. Вместо лица клякса. Словно кто-то изъял его, как картинку из книжки.
— Ладно, — сказал я. — Ты своего добилась.
— Я ничего не добивалась, — возмутилась Эдди.
Мы положили баллончик на стол.
— Как долго продолжается действие жидкости? — спросил я, стараясь не глядеть на Лусинду, которая находилась совсем близко.
— Около суток. Сколько сейчас времени?
— Уже поздно. Я устал. Полицейские сказали, что эффект длится один день.
— Они имели в виду сутки.
— Значит, завтра все нормализуется.
— Не думаю.
Я посмотрел на телевизор, потом на запонки. Взглянул на задницу Чарльза.