Я тоже. Равно как и Роберта Джар, девушка по имени Фло и два ее похожих друг на друга обожателя. А вот Дау попала в ловушку в результате такого странного признания. Она вновь прижала бутылку к своим тонким губам. Мне показалось, что Дау не сделала ни единого глотка, однако мне не хотелось упрекать ее.
Природа игры «Я никогда» схожа с другими сферами человеческой деятельности: в правилах ничего не сказано об объяснениях, однако люди зачастую чувствуют себя обязанными как-то интерпретировать свои поступки. Наш кружок, безусловно, хотел услышать от Дау толкование ее признания.
— Мне было пять лет, — начала она, и сразу же почувствовалось нечто зловещее в том, что Дау точно назвала свой возраст. Не четыре-пять лет и не пять-шесть. — Дядя подарил мне котенка, и я в одиночестве играла с ним во дворе. — Дау посмотрела на Адама Кесснера так, словно он изменил весь ход игры, задав этот жуткий вопрос. — Во дворе росло дерево, которое и по сей день еще стоит там. — Она говорила словно под гипнозом и, очевидно, видела перед глазами дерево, шумящее зеленой листвой. — Мои родители по-прежнему владеют этим домом. Я часто забиралась на дерево, а тут мне пришло в голову залезть на него вместе с котенком. Я обвязала веревку вокруг его шеи, — Фло тяжело вздохнула, — и стала тянуть его за собой вверх, пробираясь среди ветвей…
Апогей истории в духе Клинта Иствуда был навеян вопросом Адама, и Дау позволили уклониться от описания кульминации.
— За происходящим следил из окна сосед. Ему показалось, что я проделала все это специально, и он рассказал моим родителям.
— Они поверили тебе? — спросила Роберта Джар, сохраняя полную невозмутимость.
— Не знаю, — ответила Дау, поднимая вверх брови. — Да и не важно. Только с тех пор что-то внутри оборвалось… Всякий раз, когда родители давали мне понять, что котенка нет в живых, я… словно теряла частичку себя.
— Ужасно, — заметил один из почитателей Фло.
— Тем не менее я все еще могу быть счастливой, — сухо отрезала Дау.
Казалось, теперь она хотела защитить от нас свою историю и жалела о том, что рассказала ее.
В полной тишине мы размышляли об услышанном. Кто-то потягивал пиво, теперь уже исключительно ради удовольствия, не повинуясь правилам игры: в перерыве между песнями Чета Бейкера «Я слишком легко влюбляюсь» и другой, опровергающей предыдущую, «Всякое случается со мной», раздавалось характерное бульканье. Мне очень хотелось обнять Дау за плечи или даже увести ее из комнаты. Если бы только она посмотрела мне в глаза… Однако этого не происходило. А вот из глаз Фло вдруг потекли слезы и хлынули по бледным щекам.
Заговорил Адам Кресснер. Сначала его речь казалась не очень искренней попыткой отвлечь наше внимание от откровенного рассказа Дау.
— Во время последней поездки в Германию я посетил музей скульптуры в Мюнхене, — говорил он. — Там много статуй, вывезенных европейцами из разграбленных старинных храмов. Мое внимание привлекла римская копия греческого мраморного изваяния работы Боэция — оригинал находится в Ватикане, — изображающего мальчика с гусем. Птица по размерам практически не уступает малышу, и они борются друг с другом. Ребенок держит гуся за шею. Увидев мой восторг, ко мне подошел служитель музея и прошептал слова, которые я никогда не забуду. «Spielend, doch, mit toedlichem Griff». To есть: «Он думает, что играет, а на самом деле душит гуся». На «хох-дойч» служителя эти слова звучали более выразительно: «Играет, но держит мертвой хваткой».
— Похоже на строку из Рильке, — заметила Роберта Джар.
«Ну конечно, — подумал я со злобой, — о чем же еще говорить после четырех-пяти бутылок пива, как не о Рильке и верхнегерманском наречии. Вы такие замечательные люди». Наконец-то до меня стало доходить: скорее всего Дау писала диссертацию по истории искусства. Я также понял, что Адам Кресснер и Роберта Джар по личному опыту знали, как легко можно заставить Дау вывернуть себя наизнанку в угоду собравшейся в доме публики.
Мне хотелось отомстить за Дау.
— Я никогда… — громко провозгласил я.
Все уставились на меня. Я продолжал:
— Я никогда не прикидывался персонажем комикса. Никогда не наряжался в костюм сверхгероя, даже на Хэллоуин.
Я окинул Адама Кресснера проницательным взглядом. Пусть подавится своим капюшоном.
Однако на мои слова первой отреагировала Роберта Джар, подняв вверх бутылку, как бы намереваясь произнести тост, прежде чем отпить. Все смотрели на хозяйку с таким же напряженным вниманием, как ранее на Дау.
— Как-то раз я повстречалась с одним человеком, — начала свой рассказ Роберта, — он мне очень понравился. Наша встреча произошла восемь лет назад. — Она склонила голову, явно стесняясь говорить о таких интимных вещах, хотя голос ее звучал по-прежнему уверенно и бодро. — Мы начали встречаться, и первое время между ним и мной существовала некая тайна. Он скрывал от меня нечто важное для нас обоих. Этот человек одевался как персонаж комикса, что серьезно затрудняло наши отношения.