Как заговор Гучкова 1915 г., и как заговор кн. Львова – Терещенко – Крымова 1916 г., этот заговор не осуществился. Привожу, несколько сокращая, рассказ Смирнова:
«В начале зимы 1916 г.23 в Петербурге, в среде окружавшей кн. Г. Евг. Львова, будущего главу Временного правительства, возник проект дворцового переворота. Предполагалось убрать Николая II и посадить на трон вел. кн. Николая Николаевича, сына Николая Николаевича-cтаршего и внука Николая I. Как известно, Ник. Ник. в конце лета 1915 г. был смещен со своего поста Верховного Главнокомандующего и назначен Наместником Кавказа и Главнокомандующим Кавказским фронтом. Все, без исключения, заговорщики хотели „покончить с монархом и сохранить монархию“.
Кн. Львов был в это время председателем Земгора. Проект заместить царя его родственником возник в кругах Земгора, во время (возможно – несколько ранее) съезда Московского Земгора. Сначала князь Павел Дмитриевич Долгоруков предоставил было съезду помещение в своем особняке, но полиция запретила подозрительные собрания.
Съезд Земгора был разогнан в день его открытия, и в начале декабря, часов в 10 вечера, кн. Львов срочно пригласил к себе в особняк, в котором он сам жил, Долгорукова, Челнокова, Федорова и Хатисова. Все четверо принадлежали к одному Уставу и были близкие друзья, братья высоких степеней. Львов познакомил их со своим проектом дворцового переворота: после того, как царю предложено будет отказаться от престола, и вел. кн. Ник. Ник. будет объявлен царем, правительство Николая II будет немедленно разогнано, и на его место назначено ответственное министерство.
Львов добавил к этому, что 1) у него имеется 29 подписей председателей губернских земских управ и городских голов, поддерживающих его план, 2) вел. кн. Ник. Ник. знает об этом проекте, и 3) сам Львов будет назначен председателем совета министров в будущем министерстве.
А.И. Хатисову было предложено выехать в Тифлис с миссией: переговорить с великим князем, с которым он состоял в дружеских отношениях. Если Хатисов получит от Николая Николаевича согласие на немедленные действия, он сейчас же вышлет из Тифлиса телеграмму: «Госпиталь открыт приезжайте». Получив такую телеграмму, Львов должен будет срочно вызвать А.И. Гучкова с фронта и пригласить его участвовать в заговоре (о котором Гучков уже был, разумеется, осведомлен).
Прежде чем Хатисов выехал в Тифлис, он поехал из Москвы в Петроград, чтобы повидать Милюкова и Чхеидзе. От них он никакой поддержки не получил. Милюков считал, что очень скоро будет революция, а Чхеидзе ответил, что никакой революции не будет, и что царский режим не может быть изменен.
30 декабря 1916 г. Хатисов приехал в Тифлис. В тот же день он получил аудиенцию у великого князя. Хатисов спросил его, может ли он конфиденциально переговорить с ним. Николай Николаевич попросил его высказаться. Выслушав его, великий князь задал ему два вопроса: 1) не будет ли русский народ оскорблен в своих монархических чувствах? и 2) как отнесется к отречению царя армия?
Он попросил отложить свое решение на два дня. Хатисов, конечно, дал ему на это согласие. Он также сказал ему, что ген. Маниковский готов всячески помочь в этом деле с армией. В тот же самый день рано утром приехал в Тифлис вел. кн. Николай Михайлович (историк и масон), чтобы сообщить Николаю Николаевичу важную новость: 16 великих князей договорились о том, чтобы свести Николая II с его трона. Они обещали полную поддержку, считая (как и сам Николай Михайлович), что Николай II должен быть убран. Важно заметить, что разговор Ник. Мих. с Ник. Ник. был до разговора этого последнего с Хатисовым.
3 января 1917 г. Хатисов явился за ответом. Ник. Ник. сказал ему, что он решил уклониться от участия в заговоре. По мнению Хатисова, он совещался в эти дни с ген. Янушкевичем и со своей женой.
За три дня до революции, в феврале 1917 года, Хатисов, будучи в Тифлисе, узнал, что о его переговорах с великим князем стало известно при дворе. Говорили, что Николаю II доложил о них Климович, в это время директор Департамента полиции. Хатисов также узнал, что царь решил сместить наместника Кавказа и дать ему новый пост на Дальнем Востоке. (Этому помешала Февральская революция).
27 февраля Хатисов был вызван к Николаю Николаевичу, и великий князь сообщил ему новости из столицы, полученные им утром по прямому проводу. Командующий Кавказским фронтом попросил Хатисова объехать тифлисские казармы, вместе с ген. Болховитиным, и сообщить солдатам и офицерам, что он сам, Ник. Ник., сочувствует революции, а также пригласить к нему во дворец, в этот же вечер, лидеров грузинских социал-демократов и членов армянской партии Дашнакцутюн[23][24].
На приеме лидеров, которых привел Хатисов, вел. кн. повторил, что он всецело за революцию, и спросил грузинского лидера Жорданию, верит ли он ему? Жордания ответил ему: «Да, мы Вам верим».
Через несколько недель Николаю Николаевичу пришлось с большими предосторожностями выехать из Тифлиса. Его поезд отошел в 4 часа утра, с потушенными огнями. С этим же поездом выехали генералы Янушкевич и Вольский – обоих ненавидели в Тифлисе».
Будучи лично (через моего отца), знакома с Хатисовым, я спросила его в 1929 г., в Париже, где он жил, верно ли то, что написал о нем Смирнов. Он подтвердил мне, что все написанное верно.
От министров Временного правительства – его коллег – до простых людей, читающих газеты, шел вопрос: откуда он? кто он? И некоторое время на это не было ответа. Дилетант в политике, Михаил Иванович Терещенко не оставил после себя воспоминаний. Были интервью, одно или два. В рассыпавшихся в пыль старых газетах они не уцелели. С молодости, – Киев, Петербург, заграница, – он был окружен дымкой странных дружб: английский посол, Александр Блок, А.М. Ремизов, вел. кн. Николай Михайлович. В Петербурге он писал о балете и начал свое издательство «Сирии», где издавал Ремизова, стихи Блока, «Петербург» Андрея Белого. После 1917 г. он жил до конца своих дней в Лондоне, был человеком состоятельным и, видимо, не общался ни с кем из прежних «сослуживцев» и русских современников. Была ли у него в Лондоне семья, появлялся ли он в английских масонских ложах? Как будто бы нет. Во всяком случае, нет следов каких-либо его контактов с собственным прошлым.
Между тем, он прожил долгую жизнь, он умер 70-ти лет. Его бумаги неизвестно где. Но были ли они? Он уехал из России в чем был. И он, кажется, не любил писать – письма, дневник, или мемуары.
Но о нем есть несколько интересных свидетельств, не как о государственном деятеле, но как о человеке. Царский министр земледелия А. Наумов, либерал и масон, описал в своей книге «Из уцелевших воспоминаний», как однажды в Киеве киевский губернатор показал ему Терещенко, «скромно державшего себя молодого человека с бритым, довольно выразительным лицом американского типа, из выдающихся деятелей последнего времени».
Вел. кн. Ник. Мих. (Романов) в письме к своему парижскому другу Фредерику Массону называет его «мой сосед»: «Вижу его ежедневно… Мой друг… Знал его еще в Канн, мальчиком, видел, как он впервые вошел в казино Монте-Карло… В 9 часов утра мы с ним обсуждаем прошедший день»[25]. Фредерик Массон, в номере от 23 июня 1917 г. (правой) французской газеты «Ле Голуа», помещает статью, инспирированную вел. князем, о Терещенко (и Керенском). Статья не в меру лестная.
Вот запись в дневнике А. Блока от 7 ноября 1912 г.:
«Михаил Иванович Терещенко говорил о том, что он закрывает некоторые дверцы с тем, чтобы никогда не открывать, если отпереть – только одно остается: спиваться. Средство не отпирать (закрывать глаза) – много дела, не оставлять свободных минут в жизни, занять ее всю своими и чужими делами».
24
Армянская Национальная партия Дашнакцутюн была социал-демократической (меньшевистской). Ее шумный процесс в Петербурге, в особом присутствии Сената в январе-марте 1912 г., происходил при закрытых дверях, публика допускалась только по специальным приглашениям. Судилось 150 человек, членов партии. Было вызвано около тысячи свидетелей. Судебное следствие велось по 30-ти самостоятельным группам. Перед судьями лежало 135 томов предварительного следствия. Судебным следователем по особо важным делам был Александров. Беспорядок был полный – главным образом из-за количества бумаг, людей и неорганизованности всего дела, а также из-за шумного поведения публики. Документы исчезали без следа, документы подделывались, переписывались и терялись. От имени защиты говорили Зарудный, Керенский и около 10-ти адвокатов. Подсудимые были высланы в Финляндию и подпали под амнистию в 1914 г. (См. Вестник Европы, 1912, март).
25
Вел. кн. жил в своем дворце на Миллионной ул., а Терещенко сидел в министерстве иностранных дел на площади Зимнего дворца.