— Граф Мугур… са Флуэр… я… прощаю вас…
…воздух вокруг них всколыхнулся и зазвенел, точно ожил, наполняясь крошечными золотистыми искорками…
— …и… если сумеете…
…которые вспыхнули, расцветая…
— …простите меня…
…и брызнули фейерверком в разные стороны, увеличиваясь, сжигая тьму, гася пожары, замораживая лаву. Несколько искр устремились к голове Рамая и ласково опустились ему на лоб. Виконт вздрогнул, точно обожженный, и застонал.
Найз проснулся оттого, что болело всё тело, ныли ребра и горели раны — неглубокие, но не дававшие свободно повернуться и глубоко вдохнуть. Лицо его пылало, губы потрескались, а во рту пересохло. Чувствуя, что даже открыть глаза будет подвигом, не то, что встать в поисках воды, мальчик решил полежать еще немного. Вдруг кто-нибудь придет и даст ему попить, или получится заснуть снова.
Кровать под ним была мягкой, голова утопала в подушке, как в облаке. Вдохнув поглубже, он ощутил в воздухе горьковатый привкус сушеных трав — и в единый момент вспомнил всё: встречу с Гри и Армасаром, здоровыми и веселыми, чего нельзя было сказать про их хозяев, двухдневный путь от развалин до Плекаты, показавшийся бесконечным, испуганных крестьян, нервно-угодливого старосту, в доме которого они поселились, мытье и перевязку как в тумане — и блаженные объятия сна едва ли не раньше, чем коснулся кровати.
Сколько он проспал? Где остальные?..
Найз прислушался и понял, что всё это время в одной с ним комнате кто-то разговаривал. Один голос был тихий, срывавшийся, незнакомый. Второй — хриплый взволнованный шепот.
Графа.
— …Ты всегда ненавидел меня. Я знаю, — говорил он.
— Я всегда боялся тебя, — услышал паренек прерывистый шепот незнакомца. — Боялся разочаровать. Не оправдать ожиданий. Оказаться не достойным тебя. Ты хотел совершенного сына… воина… наследника рода… а я был всего лишь колдуном, которого пришлось объявить дурачком и прятать от всех. И ты возненавидел меня. А я не мог тебя ненавидеть, потому что мама всегда учила тебя любить. Просто потому, что ты мой отец… и если Радетель дал мне тебя, значит, так и должно быть… Она так говорила… а я верил… но любить тебя не мог, хотя… очень желал… И тогда у Рамая появился двойник. Его звали Тень… и он мог спокойно тебя ненавидеть и бояться… а я — бояться и любить. Как умел…
Найз ощутил, как краска конфуза заливает лицо: хоть и нечаянно, но подслушать для чужих ушей не предназначенное… Он хотел было сказать, что проснулся, но тогда са Флуэры поймут, что он слышал их разговор, и он умрет от позора. Мальчик в растерянности замер, пылая от стыда и притворяясь спящим. А отец и сын продолжали взволнованно шептать, то перебивая, то одновременно замолкая, давая другому высказаться — наверное, в первый раз за всю жизнь. «Неужели, чтобы двоим понять друг друга, — думал мальчик, — одному из них сначала обязательно надо умереть и ожить?»
— Может показаться глупым… — голос графа звучал нерешительно, — но… в детстве я тоже хотел, чтобы мой отец любил меня. Или хотя бы помнил о моем существовании. А ему было наплевать на нас с матерью. Да что на нас — на весь мир. Только магия на уме, эксперименты, вычисления, книги, медитации… Матери приходилось управлять графством, вызывая насмешки соседей, пока он запирался в донжоне — днями, зачастую неделями… Он терял представление о времени, а однажды не узнал меня, когда вернулся. И тогда я его тоже возненавидел. Как ты…
Мальчик вспомнил удивительного старика-филина, проход сквозь камни из гибнущего донжона, графа, молотившего кулаками в сомкнувшуюся стену… Значит, птица-маг — его отец… и сын тоже маг… а между ними — одинокий, не нужный им Мугур, полный спеси, принципов и обид…
А граф тем временем продолжал рассказ, переживая заново прошедшие годы:
— …Едва я достиг совершеннолетия, он захотел объявить себя покойником, чтобы получить полную свободу сидеть там безвылазно. Мы не соглашались… пока не пошли гонения на колдунов после смерти Симарона. Только тогда я одобрил его план. Мать к тому времени умерла. Когда родился ты, я был счастлив. Думал, что выращу достойную смену, научу всему, что знаю и умею сам, каким должен быть настоящий са Флуэр. А ты открыл свои способности и…
— Я старался! Честно! — голос виконта взволнованно сорвался. — Но ратное дело, законы, финансы, посевы, налоги… Для меня это стало одним сплошным непостижимым кошмаром, и я притворялся больным, чтобы избежать уроков. Но ты всегда видел обман… и кричал на меня за это… и бил… а я чувствовал себя еще бо́льшим ничтожеством… и прятался в магию.