Са Флуэр-старший помолчал и выдохнул с горечью:
— Просто… я пытался наставить тебя на истинный путь… и потерял, как потерял отца. Ты научился ходить сквозь стены, встретился с ним и пошел по его дорожке, наплевав на меня. Как он.
— Ты думал, что наказаниями меня можно исправить? — еле слышно шепнул Рамай.
— Нет. Но са Флуэры не сдаются, — граф помолчал и усмехнулся: — Что ты и доказал…
С улицы донесся топот копыт, и голоса смолкли. Всадник остановился у дома, и через пару минут скрипнула дверь, открываясь.
— Ну как лазарет поживает? — тихо спросил голос Фалько.
— Виконту лучше, — сухо ответил граф и, к удивлению Найза, не ожидавшего сиятельного внимания к своей скромной персоне, продолжил: — Мальчик пару раз приходил в себя и пить просил, но не ел ничего. Я давал ему питьё травницы, но, по-моему, жар у него так и не спал. Доамна Эмирабель из своей комнаты не выходила. Я посылал к ней жену старосты с трапезой, но девочка не просыпалась. А…
— Ничем не могу порадовать, увы, — проговорил гардекор. — От донжона осталась груда камней — и только.
Фалько ездил на развалины! И не разбудил его!
С затянувшимся «сном» пора было заканчивать, решил паренек и, забыв про осторожность, повернулся на бок. Боль во всех ранах — неопасных, но многочисленных — ударила разом, и мальчик охнул и не сдержал стона.
— Лежи, лежи, — гардекор моментально очутился у его кровати. — Пить хочешь?
— Угу… — промычал Найз, опасаясь кивнуть. Сильные руки Фалько приподняли его, и в губы ткнулась деревянная кружка с водой.
Осушив ее до дна, паренек осмотрелся.
Большая комната, беленые стены с аляповатыми картинками, изображавшими море, острова и пальмы, низкий потолок, широкое окно, простая, но добротная мебель, пара дверей — одна распахнута, вторая закрыта. У дальней стены — кровать и стул, занятые отцом и сыном. Вчера… или когда они сюда вошли… он кроме своей кровати не заметил ничего.
Рамай лежал под лоскутным одеялом, из-под которого виднелась его грудь, обмотанная полотняными полосами. Синие глаза с любопытством глядели на мальчика. Граф сидел рядом, кутаясь в наброшенный на плечи крестьянский кожух. Лицо его, распухшее, покрытое ссадинами с запекшейся кровью, было угрюмо.
— Как там? — спросил он, и Фалько поморщился:
— Гнетуще. Выжившие бормочут про магию, гнев Радетеля, кару Долдыка и бродят в поисках уцелевших вещей и тел. И того, и другого не густо. Кроме куртины, не осталось ни одной стены выше пары клозов. На месте донжона — груда камней. И я не думаю, чтобы… — гардекор запнулся, деликатно подбирая слова, — кто-то мог там уцелеть.
— Но он не умер, я бы почувствовал! — не желая мириться с гибелью деда, не отступал виконт. — И Шар не разрушен! Иначе по руинам бродили бы не крестьяне, а монстры Сарута!
— Почему ты решил, что Шар может быть разрушен? Насколько я знаю, магический предмет может быть уничтожен только другим таким же или магом? А простые камни, даже в таком количестве…
— За века даже стены этого проклятого замка пропитались магией, — скривился Мугур. — И одного осколка было бы достаточно, чтобы разбить амулет.
— Но он до сих пор цел! — надежда снова вспыхнула в глазах Рамая. — А это значит…
— Кстати, о монстрах, — вспомнил Фалько. — Мужики говорили, что с наступлением сумерек и до утра над развалинами появляется морок: бурая равнина, усыпанная валунами, серое небо — и чудовища.
— Раньше такого не было, — настороженно прищурился граф. — Что это значит?
— Это значит… мир Сарут Астаз Доара… совсем приблизился к нашему, — еле слышно донесся голос Эмирабель от второй двери.
Она стояла в вышитой домотканой сорочке до пола, держась за косяк. Осунувшееся бледное лицо, покрытое синяками, разбитые губы, спутанные волосы, точно девочка металась по подушке в беспамятстве… Найз не узнал бы ее, если бы не глаза. Огромные, серые — и виноватые.
— Я должен быть там! Шар поврежден! — возбужденно приподнялся Рамай и заскрипел зубами от боли.
— Погодите, погодите, — нахмурился Фалько, переводя взгляд с Белки на юного са Флуэра. — Какой Сарут? Что значит — «мир приблизился»?
— Это… старая длинная история, — юноша откинулся на подушки, тяжело дыша даже после такого крошечного усилия. — Отец? Теперь ведь можно?..
Граф Мугур усмехнулся, снял кожух и накинул девочке на плечи.