В общем, "облегчившись" по полной программе, я подождал, пока весьма довольный дознаватель запишет мои показания, а потом поинтересовался, что мне светит. Лихтош меня обрадовал — оказывается, трупы грабителей никто из работников гостиницы не трогал, рядом с ними нашли и удавку, и их ерундовые кинжалы с ножом, которые я брать не стал, поэтому моя версия о самообороне нашла подтверждение. Кроме того, эти двое уже давно были на примете у стражи, так что никаких сомнений в их роде занятий у коротышки не возникало. В итоге, у меня появлялся шанс отделаться минимально возможным наказанием, но суммы штрафа дознаватель все равно не назвал. Зато утолил мое любопытство, сообщив, как стражникам удалось меня найти.
Если восстановить все события, происшедшие после того, как я вышел из гостиницы, получится следующая картина. Как только хозяину постоялого двора надоело любоваться на трупы в моей комнате, он послал одного из своих работников за стражей. Отряд с дознавателем появился быстро, а после осмотра места преступления и выяснения моих примет помчался к западным воротам, полагая, что я решу покинуть Ирхон. Но там привратники заявили — никого похожего не видели. Тогда для очистки совести они наведались к восточным и жутко огорчились, узнав, что я вышел из города минут десять назад.
Ну а дальше — дело техники. Мастер-художник (в остроге имелся и такой) по подсказкам хозяина гостиницы набросал мой портрет, который затем был вывешен в здании городской администрации с пометкой о вознаграждении за помощь в поимке. Вот там его и увидел хозяин той гостиницы, в которой я имел несчастье поселиться сегодня ночью. На мой естественный вопрос — почему нельзя было отдать приказ о моем задержании стражникам на воротах, Лихтош пояснил, что это совсем другое подразделение, которое подобными делами не занимается.
— Это все равно, что просить ночной патруль подсобить в поимке вора, промышляющего в торговом квартале, или вызывать наряд стражи на ликвидацию опасного порождения Проклятых земель, — заявил дознаватель. — Тем более, никто даже не ожидал, что ты вернешься.
Снова подивившись странным порядкам в городе, жестко разграничившим сферы деятельности подразделений похожего рода, я поставил свое имя в протоколе и задумался. Выходит, Ярут рассказал своим коллегам (которые, как выясняется, вовсе не коллеги) все, включая свои подозрения. Интересно, а не Мишету ли он все это выкладывал? Если моя догадка верна, реакция стражника на мои слова становится понятной, но возникает весьма интересный вопрос — какого хрена приятель не сообщил о повышенном внимании властей к моей персоне? Тогда бы я не стал задерживаться в Ирхоне и в итоге не угодил бы в тюрьму. Сдал бы всю добычу — и поминай, как звали. И ведь ни Лот, ни Дон даже словом не обмолвились о расспросах! Что это за непонятный обет молчания — цеховая солидарность, или же кое-что похуже?
Из мыслей меня выдернул вопрос дознавателя:
— У тебя есть в Ирхоне кто-нибудь, кто может за тебя поручиться?
— А зачем? — удивился я.
— Если судьи решат заменить наказание штрафом, то тебе будет необходимо назвать имя жителя Ирхона, который согласится взять на себя ответственность за то, что деньги будут внесены в городскую казну в полном объеме и в указанный срок, — терпеливо пояснил Лихтош.
"Черт, неужели он предполагал именно это?" — подумал я, а вслух сказал:
— Есть. Это командир Ярут, привратник.
— Как его найти?
Я рассказал коротышке, где живет приятель, после чего дознаватель позвал конвоиров, уже успевших куда-то деть мой рюкзак с вещами, и приказал увести задержанного. Выйдя в коридор, мы миновали несколько поворотов и спустились в подвал, где горел полудохлый светлячок, витали очень знакомые мне запахи гнили и общественного туалета, на одной из стен находилось три массивных двери со смотровыми окошечками, а рядом с лестницей стоял стул, на котором дремал еще один парень в черном. Будучи разбуженным неласковым пинком одного из моих конвоиров, дежурный вскочил, достал связку ключей и принялся отпирать крайнюю дверь.
Пока давно не смазываемый замок скрежетал и щелкал, мне успели развязать руки, а затем, придав ускорение молодецким ударом между лопаток, втолкнули в камеру. Большую, просторную и совсем не одиночную. Свет горевшего на площади светлячка, проникавший в небольшие оконца под потолком камеры, позволил мне увидеть еще шестерых товарищей по несчастью, которые в данный момент сидели или лежали на узких деревянных лавках у стен.
— Гляди-ка, Квер, у нас гости! — радостно воскликнул один из них, поднимаясь.
Его внешность в полумраке показалась мне весьма устрашающей — типичный уголовник с нехилым размахом плеч и приплюснутым носом на небритой роже. Да и остальные были ему под стать. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — они в остроге частые гости. Что ж, похоже, на теплый прием в собравшейся здесь компании мне рассчитывать не приходится.
— Приветствую всех присутствующих, — произнес я, выбрав самую нейтральную фразу, и принялся растирать запястья, на которых остались следы от веревок.
— Вежливый какой, — усмехнулся мужик, сидевший в углу. — Сразу видно, первый раз "у хозяина".
— Ничего, Вашут ему быстро науку преподаст, — протянул его сосед.
Тем временем поднявшийся с нар уголовник подошел ко мне, навис грозовой тучей и угрожающе произнес, источая кислую вонь из своей пасти:
— Запомни, сопляк, попав в камеру к уважаемым людям, ты должен сперва узнать, кто ее смотрящий, а потом со всем почтением попросить у него разрешения находиться рядом с ними. Так что сейчас живо падай на коленки перед Квером и моли богов, чтобы он преисполнился великодушием и позволил тебе размять его натруженные за день пятки!
— Не-е, пусть лучше нам сказку перед сном расскажет, — возразил сидевший в углу уголовник. — Я свои пятки кому ни попадя доверять не собираюсь!
Он усмехнулся на пару с соседом, а стоявший передо мной рявкнул:
— Ну! Чего застыл?!
— Не нукай, не запряг! — спокойно ответил я. — Разрешение здесь находиться мне уже выдали стражники, а рассказывать сказки я не люблю и не умею.
— А парнишка-то борзый! — в притворном удивлении воскликнул сосед Квера. — Вашут, давай-ка, разберись с ним!
Уголовник схватил меня за грудки и выдохнул прямо в лицо:
— Ты что о себе возомнил, щенок?! Думаешь, раз стащил пирожок у торговки — уже можешь дерзить уважаемым люд…
Договорить он не успел — я левой рукой ударил мужика в солнечное сплетение, а ребром правой ладони рубанул по шее. Вашут рухнул на пол, как подкошенный. (Я ведь уже упоминал о том, что знаю, куда и как нужно бить?) Отлично! Один в минусе, поскольку, по самым скромным предположениям, валяться в отключке ему не меньше четверти часа. За это время либо меня изобьют до полусмерти остальные уголовники, либо на моей совести появится еще несколько трупов. Все зависит от того, насколько удачным окажется мой спектакль.
Перешагнув упавшее тело, я все так же спокойно поинтересовался у сокамерников:
— Еще у кого-нибудь ко мне претензии имеются?
Но те молчали, ошеломленные скоротечностью расправы, и не собирались бросаться на помощь упавшему приятелю. Я надеялся именно на эту реакцию, прекрасно понимая, что справиться одновременно с пятерыми точно не смогу, поэтому, буркнув: "Вот и замечательно", с комфортом уселся на освободившиеся нары.
— Ах ты тварь! — выдохнул сосед Квера, и хотел было броситься на меня, но его остановил приказ смотрящего.
— Сядь, Фока!
— Но он же Вашута…
— Сядь, я сказал! — с нажимом повторил уголовник и обратился ко мне: — Парень, ты чей будешь?
— Свой собственный, — отозвался я.
— Свой, значит… — протянул Квер, не обращая внимания на возмущенное сопение соседа. — За что взяли?
— За убийство.
— И многих положил?
— Не считал, — несколько грубовато ответил я, полагая, что точный ответ уголовники примут за попытку похвастать.
— А попался как? — не прекращал допрос Квер.