Капитан Клемм повел его к себе в номер и позвонил.
— Сифон! — потребовал он у Сына Божия.
XXXV
Эль-Пасо не знал, кем был на самом деле Сын Божий, Сын Божий не знал, кем был на самом деле Эль-Пасо.
Эль-Пасо появился в отеле «Реджина» в ноябре, когда ожидали нового советника испанского посольства, который должен был прибыть в Милан с особыми полномочиями. Десять дней подряд, с 15 по 25 ноября, из комендатуры регулярно звонили капитану Клемму:
— Ну что, приехал этот Ибаррури?
— Не приехал, — отвечал Клемм.
Только 26 ноября он ответил:
— Приехал.
— Пусть немедленно отдаст вам бумаги, — сказал комендант.
— У него нет бумаг.
— Он не привез никаких бумаг? — крикнул в трубку комендант.
— Ничего он не привез, — ответил Клемм.
— Сумасшедший! — кричал комендант. — Каждые две недели они меняют планы.
— Они меняют политику, — ответил Клемм.
Тот, кого называли Ибаррури, не выезжал больше из эсэсовской гостиницы, пил с Клеимом, играл с Клеимом в карты, участвовал в его кутежах — Сын Божий сам видел это; но никто не знал, что Эль-Пасо — помощник Гракко. Немецким офицерам — Клемму, Зонненбауму, Кригсбауму — он говорил прямо, что не верит в победу Гитлера; он повторял им: «Для вас настали последние дни. Зачем вы убиваете? Зачем преследуете людей? Вам нельзя этого делать. Ведь вы доживаете последние дни. Вам надо позвать исповедника».
Немцы смеялись, но не над его словами, а над траурной миной, с какой он их произносил.
— Отлично, Ибаррури! Великолепно! — кричали они.
Только напившись, они начинали злиться. Тогда Клемм говорил:
— Если мы доживаем последние дни, значит, последние дни наступили для всего мира. За каждого убитого немца мы уничтожаем десять человек. Нас, немцев, девяносто миллионов. Прежде чем мы погибнем — все девяносто миллионов, — мы уничтожим девятьсот миллионов человек. Разве в мире есть девятьсот миллионов человек? Нет их! Германия не может умереть!
— В мире нет девятисот миллионов человек? Да их куда больше! Одних китайцев четыреста миллионов.
— Китайцы не в счет, — говорил Клемм. — Ну, кто их станет считать, этих китайцев?
— И индийцев триста миллионов, — говорил Ибаррури.
— А они разве в счет? Индийцы тоже не в счет. Спор продолжался, и в конце концов Эль-Пасо говорил: «Гм!»
— Что? Что такое? — говорил Клемм. Сын Божий улыбался.
Но если Клемм не был пьян, он кричал:
— Отлично, Ибаррури! Великолепно! — И добавлял: — Если мы доживаем последние дни, тем больше у нас причин развлечься. Пойдемте, Ибаррури.
— Как же мы можем развлечься? — отвечал Ибаррури. — Никогда ничего не случается. А ничего — это не развлечение.
Они пили, а Ибаррури говорил, что все это ничто.
— Что тут такого? Пить — это ничто.
Они играли в карты, выигрывали, проигрывали, а Ибаррури говорил, что это ничто. На их столиках танцевали женщины, а Ибаррури говорил, что это ничто.
— Что тут такого? — повторял он. — Все это ничто.
Иногда немцы злились:
— Как так — ничто? Все на свете — ничто?
Но Эль-Пасо — Ибаррури жил с ними одной жизнью, и потому чаще офицеры смеялись.
— Dispense la molestia,[10] — говорил он им.
— Да что там, — кричали они, — оставайтесь с нами! Поужинайте с нами.
Он говорил по-немецки, а они выучили несколько фраз по-испански. «Tome usted asiento»,[11] — говорили они ему.
А Сын Божий улыбался.
XXXVI
В половине двенадцатого, сдав дежурство, Сын Божий на велосипеде поехал к дому толстой девушки. На пороге он столкнулся с Эн-2, Шипионе и Фоппой.
— Я поздно приехал, командир? — спросил Сын Божий. — Сейчас оставлю велосипед и догоню вас.
Но Эн-2 приказал ему ехать вперед на велосипеде — ведь у него был пропуск! — и предупреждать их, если покажутся патрули.
— Еду, — сказал Сын Божий.
Они шли при ярком лунном свете, и комендантский час висел над затемненным городом, как паук, его тонкие ножки сливались с лунными лучами. Они шли от дерева к дереву, прячась в их длинной тени, иногда останавливались под деревом и, засунув руки в карманы, сжимали рукояти револьверов, потому что все они были вооружены и готовы принять бой, если их остановит патруль. В паучьих лапах комендантского часа они шли от дерева к дереву, потом перешли улицу и, скрывшись в тени дома, встретили Сына Божия, который ехал на велосипеде назад.
— Что случилось? — спросил Эн-2.
— У Римских ворот люди, я слышал разговор.
— А куда идут?
— Никуда. Они стоят на углу.
— На каком?
— Там, где кафе. Ближе к Виджентинским воротам.