— Твой приятель выпутался чудом, — сказал Манере Первый.
— А, что там, — сказал Манера, — по-моему, он ничего не сделал.
— Боюсь только, как бы он сам себе не напортил, — сказал Четвертый.
— Чем? — спросил Манера.
Капитан не подошел к Джулаю, а позвал его к себе.
Плечи Джулая отделились от стены, но одна нога, которую он медленно поднял, согнув в колене почти под прямым углом, все еще опиралась о стену.
Капитан снова позвал его:
— Поди сюда!
Джулай опустил ногу совсем и отделился от стены.
— Это ты, — спросил капитан, — убил мою собаку Грету?
— Капитан… — начал Джулай.
Он хотел рассказать, что произошло, но капитан повторил свой вопрос:
— Это ты?
— Я, — ответил Джулай.
Он видел, как серьезен этот человек, и только серьезность, написанная на его лице, внушала Джулаю мысль, что он должен отвечать.
— А она была ваша? — добавил он.
У капитана в руке был стек, тонкий, с ременной петлей. Он обернулся и, окликнув того парня из СС, что держал на поводках собак, приказал по-немецки:
— Führe die Hunde her![31]
Парень подвел к нему обеих собак — Блута и черную волчицу.
— Гудрун, — сказал капитан, — каптен Блут!
Он наклонился, чтоб отстегнуть сворки, и, освобождая, приласкал собак.
— Гудрун, — повторил он, — Гудрун…
Лаская собак, он так стиснул зубы, что во рту у него что-то хрустнуло, словно он разгрыз орех. Потом снял с собак намордники.
— Эти собаки тоже мои, — сказал он Джулаю.
— Что он собирается делать? — спросил Манера.
Он со своими четырьмя товарищами стоял у противоположной стены; уже совсем стемнело, и мало что можно было увидеть на другом конце двора, да и услышать можно было далеко не все, что говорилось.
— У вас много собак? — спросил Джулай.
— Много, несколько сотен, — ответил капитан.
Он подошел к Джулаю и сорвал с него куртку, открыв изодранные в клочья рукава рубахи.
— Что это у тебя на руках? — спросил он.
Под лохмотьями на руках Джулая видны были красные следы.
— Это в казарме, — ответил он.
— Значит, тебя в казарме так разукрасили? — спросил капитан. Потом взглянул на него и добавил: — А эти пятна на шее — тоже в казарме?
— Это на площади, — ответил Джулай.
Собаки обнюхивали его ноги, и он поставил одну на другую, хотя опереться плечами ему было не на что. Капитан бросил собакам куртку Джулая и приказал ему:
— Раздевайся!
— Раздеваться? Зачем, капитан? — Наверное, он покраснел, но в потемневшем воздухе этого не было видно. — Раздеваться? — повторил он.
Он начал раздеваться, полагая, что капитан хочет посмотреть, как его избили в казарме. Абсолютная серьезность капитана убеждала его.
— Но зачем? — спросил он. — Ведь прохладно!
— Давай! — сказал капитан.
LXXXVII
Джулай медленно раздевался, а капитан брал его вещи и бросал собакам.
— Странно, — сказал Манера, — что он собирается делать?
— Говорят, он шутник, — сказал Третий.
— Какую же это шутку он собирается с ним сыграть? — сказал Манера.
Собаки обнюхивали вещи Джулая, Гудрун принялась разрывать его куртку.
— Зачем вы бросаете мои вещи собакам? — спросил Джулай.
Он наклонился, чтобы отнять у Гудрун куртку. — А то разорвут, — добавил он. Но Гудрун с рычанием прыгнула на него, и Джулай попятился.
— Ja! — крикнул капитан. — Fange ihn![32]
— Что он говорит? — сказал Манера.
Гудрун, рыча, поставила передние лапы на куртку и снова принялась терзать ветхую материю, пропитанную запахом человека. До поры она удовольствовалась этим.
— Fange ihn! — снова приказал капитан.
Но Гудрун не слушалась. Она остервенело рвала ветхую куртку и даже унесла подальше от Блута рубаху, которую тот обнюхивал.
— Не волнуйся, — сказал Манера Джулаю. — Капитан даст тебе во что одеться.
Все пятеро ополченцев подошли ближе, чтобы все видеть, и стали в круг. Они смотрели на полуголого Джулая, и их заранее разбирал смех. Они смотрели на собак — на Блута, обнюхивавшего одежду, на Гудрун, рвавшую ее зубами, — и не могли удержаться от хохота.
— Ох! — сказал Первый.
— Ха-ха! — подхватил Третий.
Из освещенной двери на двор вышел человек в широкополой шляпе с черным хлыстом. С минуту он присматривался, что происходит, потом большими шагами направился к своей цели. Подойдя к капитану, он сказал:
— Они звонят, нельзя ли отложить на завтра.
— Почему?
— Сейчас слишком темно.
— Что слишком?..
— Слишком темно. Они не могут привести в исполнение…
— Темно? — переспросил капитан. — Пусть зажгут прожектора. Что у них там, на Арене, прожекторов нет?