Владигор Каверин высаживался на планету второй раз в качестве капитана и четвертый раз за всю карьеру космолетчика. Внешне спокойный, он затаил дыхание и весь обратился в зрение и слух, чтобы успеть заметить и среагировать, если что-то пойдет не так. Руки лежали на подлокотниках кресла, касаясь встроенных пультов. Всего четыре кнопки, по две с каждой стороны. Но нажимать их нужно только в экстремальных ситуациях. И лучше, если бы обошлось без них.
— Угол три и восемь градуса, — долетали до него отрывистые слова пилотов. Первый и второй — а также помощник первого, которого призвали на рабочее место как раз на всякий случай — докладывали строго по очереди. — Продолжаю увеличение.
— Торможение минус шесть…
— Угол четыре и одна…
— Торможение минус шесть и две десятых…
— Угол четыре и пять…
— Торможение минус шесть и шесть десятых…
Пока все шло прекрасно. Механики докладывали, что двигатели работают в штатном режиме, расход топлива в норме, давление в порядке, хотя и начинает расти. Медики — Мария Колмогорская и два ее ассистента — отслеживали состояние экипажа и взятых с собой «биологических образцов». У них тоже пока все шло в штатном режиме.
— Двадцать минут — полет нормальный! — доложил старпом.
— Есть полет нормальный, — Каверин не узнал своего голоса и слегка кашлянул. — Продолжать снижение.
— Есть продолжать снижение.
Собственно, в том и заключалась работа капитана — пока все идет, как надо, он тут просто присутствует, не мешая и не отвлекая от работы. Бездельничает, можно сказать. Но если что-то случится, принимать решения, выполнять их и нести ответственность должен он.
Внезапно Каверин вспомнил свой последний полет в качестве старшего помощника. Старый капитан — это был его восьмой вылет в этом звании, Александр Черногоров, внезапно почувствовал себя плохо. Просто шел по коридору, и вдруг покачнулся, приваливаясь к стене и хватаясь за сердце. «Давай, Владик», — только и прошептал он, серея лицом. И Владигор заставил себя перешагнуть через протянувшиеся поперек коридора ноги начальника и, на ходу вызывая врача, ухитриться самостоятельно провести стыковку с орбитальной станцией и ничего не перепутать.
Через несколько недель, уже после того, как Черногорова увезли в орбитальный госпиталь, а сам Владигор радировал на Землю, доложив о результатах экспедиции к планете, названной Радугой, ему позвонил сам капитан и поздравил с новым званием. Сердечный приступ был Черногоровым частично инсценирован — посоветовавшись с врачом и командным центром, он в то утро нарочно принял пару капсул седативного препарата, чтобы проверить, готов ли «в дело» его помощник. «Принимай «Мол Северный», капитан Каверин!» — сказал на прощание бывший начальник.
Подумав об этом — и о своих чувствах в тот момент — Каверин покосился на своего старшего помощника. Грем Сименс, конечно, толковый, но рановато ему устраивать такие экзамены. Слабоват. Не потянет. Ну, что ж, бывает. Иной до старости в старпомах летает, и ничего. Нашел, значит, человек свое место.
— Угол двенадцать и три, — привлек его внимание голос первого пилота.
— Торможение минус одиннадцать и одна, — тут же откликнулся второй пилот.
«Мол Северный» сбрасывал скорость, постепенно снижаясь.
— Высота двадцать тысяч.
— Так держать! — распорядился Грем Сименс и покосился на капитана. Каверин кивнул. Все шло хорошо. Не хотелось думать о плохом. Плохого в их профессии и так более чем достаточно.
Описывая один из последних кругов, «Мол Северный» догнал заходящее за горизонт местное светило.
«Солнце, — мысленно поправил Каверин. — Здешние поселенцы будут называть его солнцем».
Ярко-оранжевый диск, чей спектр несколько отличался от привычного солнечного, завис чуть ли не прямо по курсу корабля. С некоторым опозданием среагировала автоматика — сработало затемнение, чтобы яркий свет не слепил людям глаза. Впрочем, ненадолго — корабль продолжил движение, и вот уже яркий диск сместился чуть правее.
Каверин бросил взгляд на боковой информационный экран. Да, садиться придется в закат. Ничего. Справятся. Надо только взять немного пониже, чтобы солнечные лучи падали под другим углом.