— Не работает без света, — пожилой полицейский кивнул на стационарную рацию. — Дай простую.
— Вот, — старшина отвлёкся от своего дела и дал дежурному обычную переносную рацию «Кенвуд» на аккумуляторе.
— Пятидесятый, ответь Ольховке. Прием, — оперативный дежурный незамедлительно стал вызывать по похожему на кирпич с антенной средству связи единственный имевшийся в его подчинении наружный наряд.
— На связи, — ответил ему водитель патрульной службы Миша.
— Как у вас там? Приём, — спросил Германович.
— Да нормально все, только света нет. Прием, — ответил водитель ППС.
— Везде нет? Приём, — уточнил дежурный.
— Нигде не вижу. Прием, — отозвался ППСник.
— А мобильник как? Приём.
— Связи нет. Прием, — отозвалась рация после короткой паузы.
— Ну, вы там повнимательнее давайте. Приём.
— Хорошо. А делать–то что? Прием.
— Работать Миша. Работать. Отбой, — Германович отложил рацию и спросил у стоящего у двери из дежурки с ключами от генераторной Василия. — Слыхал, что за хрень твориться?
— Слышал, — кивнул Вася.
— Ну, иди, — напутствовал дежурный, вставая, что бы убрать портативку на место, и помощник отправился в подвал, где находились генераторная и, соответственно, сам бензиновый электрогенератор.
Василий достал из кармана куртки ПШ маленький фонарик и, пройдя по коридору с его светом, спустился в подвальное помещение. Генератор у них всегда подключён и заправлен, так что много времени, чтобы запитать отдел не понадобилось, и вскоре Вася вернулся в дежурку уже при работающем освещении и тарахтящем в подвале генераторе.
В момент, когда помощник вернулся на рабочее место, Германович снова с кем–то говорил по рации, но уже по стационарной.
— Серёга ты чего несёшь? — дежурный даже обязательное «приём» забыл, а за ним этого обычно не водилось.
— Да ничего я не несу. Пропала, говорю, дорога. Вместо нашего асфальта на Горловку, какая–то грунтовка. Я думал водитель, куда свернул не туда, но нет. Асфальт обрывается. Слышишь меня? Обрывается. Прием, — по рации говорил Серёжка, молодой дежурный опер, уехавший в дальнее село с группой на вызов на квартирную кражу.
— Точно? Приём, — дежурный не мог поверить оперу.
— Германович, да точно все. Асфальт как отрезало и столбы электрические у нас бетонные, а дальше, вдоль грунтовки, деревянные и на деревянных проводов вроде нет. У нас в районе вообще нет таких столбов со срезанными проводами. И Лизке плохо. Тошнит её и голова кружится. Пластом лежит. Прием, — продолжил докладывать опер сложившуюся на выезде ситуацию.
— Что за чертовщина? — спросил оперативный дежурный, глядя на помощника и не нажимая кнопку рации.
Василий хотел что–то ответить, но почувствовал, как внезапно накатил рвотный позыв и, выскочив в коридор, бросился к туалету. Однако не добежал. Его вырвало прямо на застеленный большой серой кафельной плиткой пол в коридоре. Голова закружилась, и пришлось опереться на стену что бы ни упасть.
— Павлов ты чего? — не на шутку перепугавшийся Германович, выскочил в коридор, оставив дверь дежурки нараспашку.
Вася снова не ответил, хотя в тот момент еще был в сознании. Чувствуя как все плывет, и при этом глаза наливаются белым туманом, он только и смог что привалиться спиной к стене и из–за подгибающихся ног сползти по ней на пол. Уже сидя старшина свалился на бок и, лишившись сознания, замер. Палов не слышал и не видел, как хлопочет над ним пожилой сослуживец, не сумевший никого дозваться, что бы помочь. Не почуял, как тот один взял его под мышки и, волоча ноги по кафелю, оттащил его в комнату отдыха. Там оперативный дежурный уложил своего помощника на старенький топчан, где в итоге и оставил. Германович хотел вызвать старшине скорую, но связи до сих пор не было. Тогда он хотел отправить его в больницу с заработавшимся допоздна и почему–то не отозвавшимся на помощь участковым, но ППСы отвлекли его вызовом по рации, а потом майор как–то забыл про Василия, поскольку в голове у него стала твориться какая–то странная каша. Он еще помнил, что ему зачем–то был нужен участковый, но вот зачем не помнил. Однако все равно пошел его проверять. Благо кабинеты участковых находились совсем рядом.
Павлов пришёл в себя в комнате отдыха один. В комнате горел свет, а за окном оказалось все еще темно. Ночь царствовала вовсю, и до утра было далеко. Он сел на кровати и помассировал пальцами виски. Самочувствие как с похмелья средней тяжести, но пока больше не тошнило. Мир вокруг норовил сорваться в круговорот, но пока вроде сдерживался. Ужасно сильно хотелось пить. Казалось, язык распух. Под ложечкой сосало, но как–то не так — точно не от голода. Василий поднялся на ноги и, выйдя в коридор, пошёл в туалет, где до отвала напился из крана воды. После этого вроде полегчало, и старшина направился в дежурку, что бы узнать, что происходит и что им в связи с этим приказано делать. Если вообще появились какие–то приказы.