Ах, не так, совсем не так представлял себе Владимир свое первое морское путешествие, о котором до этого мечтал едва ли не с самого раннего детства. Нет, в начале-то, когда их старый балтиморский клиппер шел вдоль берегов Японии все было даже очень здорово. Они даже издали увидели знаменитую Фудзияму и полюбовались на её безупречный профиль, но зато потом, когда они вышли в океан, и судно стало раскачивать на волнах словно щепку, он не раз пожалел, что вообще отправился в плавание. Первым морская болезнь свалила Ко, однако и Владимир чувствовал себя лишь немногим лучше своего случайного спутника. Впрочем, от качки страдали не только пассажиры, но даже и часть команды, явно набранная из самых случайных людей. Капитан клиппера всю дорогу до порта назначения не расставался с заряженным револьвером, а особо нерадивых матросов вместе с боцманом загонял на мачты пинками. Кормили пассажиров консервами, вареным рисом, и закупленной там же в Японии маринованной редькой, апельсинами и хурмой. Ко заявил, что кок-негр на корабле варит рис неправильно и только даром его переводит. Но кок в свою очередь поругался на Ко, и назвал его обезьяной за что тот чуть было его не зарубил.
Владимиру пришлось за него заступаться, и дело на судне едва не закончилось массовой дракой с поножовщиной и стрельбой. Потом они зашли на Гавайи и два дня приходили в себя в Гонолулу на острова Оаху. Страсти за это время кое-как улеглись, к тому же вместо одного негра-кока капитан решил взять на борт двух китайцев, так что проблема с рисом больше не возникала.
Порт Сан-Диего оказался грязным, полным судов, бочек и китайцев, и совершенно убогим, по мнению Владимира, местом из которого они поспешили убраться как можно скорее. Трансконтинентальная железная дорога тогда ещё только строилась. Поэтому Владимир, которому хотелось добраться до восточных штатов, решил ехать на Восток в дилижансе, сначала по Гильской дороге до Эль-Пасо, а затем — по почтовой дороге Баттерфильда до Сент-Луиса, то есть ему предстояло пересечь в экипаже чуть ли не две трети территории САСШ! Однако ни расстояние, ни возможные опасности молодого Бахметьева совсем не испугали, ведь он же был русских офицер. Что же касается Ко, то поскольку он решил следовать за своим новым господином, так он за ним и следовал, и его не слишком интересовало куда они едут, и зачем.
А вот Владимира его странный попутчик очень заинтересовал, и он его постоянно о чем-нибудь спрашивал. Ко даже удивлялся — неужели это все гайдзины такие, что все на свете им надо знать? Впрочем, он охотно отвечал на его вопросы, поскольку это прибавляло ему практики в разговорном английском, а, кроме того, была и ещё одна вещь, из-за которой он стремился ему угождать — огнестрельное оружие, которого у Володи с собой был целый арсенал. Началось это ещё на корабле, когда от морской соленой воды на нем появилась ржавчина, и он принялся его чистить, а Ко лежал рядом и смотрел на это с таким интересом, что на какое-то время даже позабыл про свою морскую болезнь.
Володя подробно расспросил его о том оружии, с которым Ко имел дело в Японии и очень удивился, когда узнал о том, что у них по-прежнему носят мечи, а все ружья и пистолеты, что делаются их оружейниками — фитильные! «Ну, это никуда не годится! Эдак вас любые враги разобьют, да хотя бы те же англичане! — сказал он, и Ко подтвердил, что да, против англичан и американцев с их пушками и «черными кораблями» они пока ещё ничего сделать не могут, но уже пытаются строить свои собственные железоделательные заводы и оружейные фабрики, а также закупают оружие во Франции и тех же САСШ. Он описал Володе револьверы фирмы «Кольт» с которыми он имел дело у мистера Дженнингса и даже прищелкнул от удовольствия языком — вот это, мол, действительно замечательной образец скорострельного оружия с коротким стволом.
И тут к его удивлению его хозяин с ним с ним не согласился! «Ну, это ещё бабушка надвое сказала, — произнес он по-русски, — что это такой уж замечательный образец. Стреляет он действительно быстро, — согласился он с Ко, — но вот сколько после этого нужно его заряжать?! Пока засыплешь в каморы барабана порох, пока вставишь в них пули и забьешь каждую из них рычагом, пока наденешь на капсюльные трубки капсюли… Сто раз тебя за это время убьют — вот что я тебе, Ко, на это скажу. А вот посмотри, какое ружье и револьвер у меня. Это бельгийское изделие конструкции Лефоше. В одном патроне, имеющим металлическую оболочку, находятся и порох, и пуля, и капсюль. Причем, капсюль упрятан внутри и потому не может ни намокнуть, ни отсыреть. Вставляются такие патроны в барабан сзади, причем делать это можно в полной темноте. А ты попробуй-ка, заряди кольт в темноте?! И вот смотри: у меня в револьвере двадцать зарядов и ещё и в ружье столько же, причем и в ружье, и в револьвере по два ствола. Сначала ты стреляешь из одного, потом передвигаешь вот этот боек и продолжаешь стрелять из другого. А вот это «губная гармошка» — пистолет с плоским магазином вместо вращающегося барабана. Тоже довольно удобная вещь, хотя не всем нравится, потому, что у него магазин вставляется поперек ствола и при стрельбе выступает большей частью то слева, то справа. Зато у меня к нему сразу целых три сменных магазина, вот в этих кожаных кобурах и я могу за минуту выстрелить из него тридцать шесть раз подряд! Так что мы, европейцы, ничуть не хуже делаем оружие, чем этот самый твой разлюбезный Самюэль Кольт, фирму которого ты мне сейчас так расхваливал. Это уже вчерашний день, потому, что чем не быстрее стреляешь, тем больше у тебя шансов оказаться в живых!»