ГЛАВА 21 СНЫ
Утро выдалось сырым и зябким. Моросил мерзкий холодный дождик, ползли туманы. И настроение людей вполне соответствовало погоде… Город просыпался нехотя, медленно и мутно. Горожане и Освободители пили рассол, ворочались в постелях, потягивались. В тяжелых головах — эхо вчерашних гуляний, в животах — перебродивший хмель. Глаза глядели раздраженно и тоскливо. Что-ж, все знали, что всё закончиться именно так. Начались хлопоты — войско собиралось домой.
Снова замычали мулы, заскрипели телеги… К полудню похмелье чуть развеялось, и город наконец-то приободрился. В малиновом шатре, вышитом золотыми нитями, сидели Батташ и Тес-Нур. Пили чай.
— Да, вот бы самое время уснуть, — тихо сказал варвар. — Всю ночь не сомкнул глаз, переживал за ребят. А вдруг скандал? Драка на ножах, мелкая кража, приставание к почтённой даме… Нет, обошлось.
— Наши солдаты молодцы, — заметил Тес.
— Молодцы.
Варвар размял руки и ноги. Почесал затылок:
— Как там Найпа? Её сторожат твои парни. Вроде бы с нею моя племянница? Вот уж неуёмная. Вечно лезет куда не надо.
— С Найпой всё хорошо. Уже подлечилась и её выписали из Дома Исцеления. Всё таки она потомок Лайры… Ночь провела в соседнем шатре, твоя Тайхе там же, с нею. Играли в какую-то древнюю муть: кости бросали, фигурки переставляли. Недавно Найпа уснула, Тайхе сторожит сон. А как учёные? Это по твоей части.
В глазах Батташа мелькнул недобрый огонёк:
— Ученые в наших руках. Слишком много болтали друг с другом, злословили шершней и существующие порядки. Я решил что это лишнее. Напоил их Желтой Водой, купленной на здешнем рынке, и теперь наши «друзья» спокойны как могила. Ходят, исполняют команды, едят — но ни черта не понимают.
Тес нахмурился: — Хм… Наверное учёным плохо.
— Не плохо. Им всё безразлично! Так и довезём их до Танналара. А там уж разберёмся как следует.
Найпа спала. И осознавала, что спит. Такое с ней случалось редко, и всякий раз предвещало перемены. Наследница ждала перемен… но в то же время всегда их боялась. Хотя не признавалась в этом даже себе.
Игровая доска простиралась на огромные расстояния. Как плоское поле, выкрашенное белыми и черными квадратами. Вокруг — мертвенный колдовской лес. Изъеденные временем деревья тянули к небу скрюченные пальцы-ветви. У корней копошились тени и прочие твари. В дуплах помигивали красные огоньки… Да-уж, «весело». Но хуже другое, лес был низкорослым. А точнее наоборот — Найпа была огромной! Возвышалась над полем-доскою, над лесом, выше мельниц, выше священных башен… По сравнению с Найпой весь окружающий мир казался игрушечным. Но, неким внутренним чутьём, Наследница понимала — мир реальный. По своему, по потустороннему — настоящий. От переизбытка впечатлений слегка кружилась голова.
С другого конца игровой доски сидела Жуть. Такая же огромная, как и Найпа, но совершенно чуждая, неподдающаяся осмыслению. Вместо лица — сияющая маска. Её спокойный свет заливал всё вокруг. Вместо одежды — кокон истлевших листьев, и капюшон из перьев ворона. Снежно белые пальцы, длинные и ловкие, расставляли на доске фигуры.
Наследнице было страшно — ещё бы. Сердце бешено билось в грудной клетке, словно хотело выпрыгнуть, дыхание сбивалось, в голове шумело. Девчушка пыталась закрыть глаза, отключиться, исчезнуть — но не смогла. Попыталась встать и бежать — и снова безуспешно. Всё тело сковали ледяные иглы.
— Ты кто? — пролепетала Наследница, обращаясь к дивному созданию.
— Твоя Судьба, — молвила Жуть. Голос подобный пению тысяч похоронных флейт. Заунывный и чарующе-мелодичный. Глаза-изумруды плавно мерцали. Рубиновые губы — совершенно неподвижны. Струился дивный свет, наполнял пространство, пропитывал всё вокруг.
Девушка почувствовала как одежда намокает от холодного пота. «Ничего, справлюсь. Как там говорила Ву? Если страшно — пошути!» Собрала остатки смелости и выдавила из себя слова:
— Врешь, ты не Судьба. Ты по дурацки ряженая лазутчица Теней. А где костюмчик-то достала? На ярмарке?
В переливчатом голосе Существа послышалась жалость:
— Бессильные шутки…
— А это не тебе решать. Самая умная, что-ли?
Смелость не помогла — дивное создание оставалось непроницаемо-спокойным. А хотя, всё же помогла — страх отступил. «Это всего лишь яркий нездоровый сон. Пусть и вещий. Что-ж, война есть война. Надо сражаться». Тем временем Жуть закончила расставлять фигуры. Бросила игровые кости… Их была целая куча! Они покатились по доске с грохотом лавины. Существо переставило несколько фигур — битва началась.
— Бросай…
Найпа поняла, что у неё в руке тоже есть куча игровых костей. Кстати, по цвету и на ощупь они напоминали настоящие КОСТИ… «Небось человечьи?» Бросила… Грохот лавины отдался гулким эхом, в окрестных лесах прозвучал многоголосый волчий вой.
— Ходи. — сказала Жуть.
И только теперь Наследница заметила — фигуры расставлены неправильно… Два цвета — вперемешку. И в войске «Жути», и в войске Найпы. Черные и белые чередовались — черная, белая, черная, белая. Какой же из них сделать ход? А хуже другое: как отличить своих от чужих!? «Помогите мне, Небеса»
Тем временем в шатёр Батташа и Тес-Нура зашёл рослый стражник:
— Господа, с вами хочет поговорить Его Святейшество Зираин-Туул-Нав! — служивый отдал честь и уставился на Главнокомандующих, ожидая ответа.
Тес-Нур поперхнулся чаем и широко открыл глаза — не каждый день в его штаб являлись духовные особы высочайшего уровня. Главнокомандующие переглянулись. «Ну и ну».
— Впускай, — наконец молвил Батташ. — А сам ступай отсюда.
Он тихо вошёл… Тот к слову которого прислушивались княгини и министры, главы гильдий и военачальники. Старик, которого любил народ и недолюбливали власть имущие. Тот, кого называли совестью Шиккуная. Впрочем, его же называли склочником и заносчивым занудой. Духовный лидер — глава шиккунайских Дервишей.
— Мир вам, достопочтенные мужи! — молвил Зираин. Высокий, седой, в серой грубой одёже, — он казался древним пророком, восставшим из пыли тысячелетий. Босые ноги, морщинистые руки, крючковатый нос… И тёмно-зелёные глаза, взирающие из-под кустистых бровей.
— Мир тебе, старче, — Тес-Нур поклонился.
— Приветствую, — хмуро сказал Батташ.
Зираин глубокомысленно вздохнул и присел на узорчатый коврик. Погладил бороду. У кузуни быть бородачами позволялось лишь Дервишам — как духовным лидерам народа. Да и то не всем.
— Вы пришли по делу, или просто побеседовать? — осведомился Батташ.
Он много слышал о Зираине, причём от надёжных людей — шиккунайских шершней. Потому-то недолюбливал его. Тот всегда стремился к Совершенству — любой ценой. Не щадя ни себя, ни других. Совершенство ведь важнее чьих-то жалких чувств? «Место людей — у ног Богов. Пред ними человечество — пыль». Эта истина велика — ради неё не жалко втаптывать ближних в грязь, ведь так? Дервиш искренне в это верил и действовал в соответствии с такой верой. Он всю жизнь кого-то обличал, высмеивал, критиковал, писал едкие статьи, жестокие стихи — и собирал толпы слушателей. Как правило жертвы Дервиша это заслуживали! Жадные чиновники, циничные торговцы, бездарные военачальники… Потому-то народ любил Духовного лидера… Но нередко жертвами критики становились простые, ничем не примечательные люди, со своими мелкими грешками, слабостями и глупостями. Зираин любил повторять: «в наше гнилое время всё сгнило». Торговцы едят свинину — «ненасытные шакалы!» Стражники засыпают на посту — «предатели!» Мальчишки разрисовывают стены — «наглые бесёнки!» И так далее. Причём Зираин мастерски совмещал «высокий слог» и злые шутки.
Ну, и конечно, он был ярым сторонником всего «исконно-кузунийского», «древнего», «державного». Словно забыв, что даже священную книгу — Вирунг — кузуни переняли у иноземцев.
А Батташ был матёрым шершнем. Как воин, он старался не лезть в духовные дела. «Мой долг служить и защищать народ — а не заниматься богословскими спорами». Но дело в том, что Зираин частенько «злословил» шершней. Как же, ведь те: «Дикари-иноземцы!», «пьяницы!», «сквернословы!», «суеверные!» и так далее. Естественно, после таким заявлений Батташ не мог любить старца.