МУХИ
Вот любопытная история, связанная с нашими работами в новых корпусах.
По инструкции по окончании работ с радиоактивными веществами помещения надо было сдавать под охрану. При этом требовалось, чтобы приемку осуществлял комендант военизированной охраны. Обычно эта процедура занимала много времени — надо было дозвониться в комендатуру, вызвать коменданта и охрану, затем ждать, пока они пройдут путь от проходной до нашего помещения. Все это время операторы, обслуживающие работы, «развлекались» тем, что ловили мух, которых было особенно много в солнечные дни на окне.
Однажды комендант, прибывший с охраной, обратил внимание на горку мертвых мух на подоконнике. «Это что здесь у вас такое?» — спросил он у дежурного. «Как что? — переспросил дежурный.— Это мухи».— «Я вижу, что мухи, но они ведь мертвые!» — «Да, мертвые»,— подтвердил дежурный. «Ну, а вы?» — «А мы пока живые»,— сказал дежурный, который начал понимать, чего испугался комендант. Приемка здания на этот раз была произведена на редкость быстро, и с той поры комендант больше ни разу у нас не появлялся. Он передоверил эту процедуру своим помощникам, считая, видимо, смертниками всех, кто работал в этом помещении.
Приходилось много раз наблюдать, как люди, не понимающие, что такое естественная радиоактивность, приходили в ужас от стрекота счетчика Гейгера, фиксирующего естественный фон.
РОМАНТИКА И ЖИЗНЬ
В первые, самые романтические, годы нашей работы в институте вокруг исследований была создана удивительная атмосфера доброжелательности и поддержки. Работали самозабвенно, с огромным увлечением и мобилизацией всех душевных и физических сил. Рабочий день основных исследователей продолжался 12—14 часов. Павел Михайлович Зернов и Юлий Борисович Харитон работали еще больше. Выходных дней практически не было, отпусков также, служебные командировки предоставлялись сравнительно редко.
Регулярно проводились объединенные семинары теоретиков и экспериментаторов с обязательным присутствием Харитона. Тематика семинаров была разнообразной: она включала ядерную физику, методы исследования быстропротекающих процессов, специальные разделы газодинамики, вопросы получения и измерения высоких и сверхвысоких давлений. Часто на семинарах появлялся Павел Михайлович. Запомнились неоднократные его приезды на площадки, где проводились взрывные эксперименты. Он проверял на месте состояние разработок и монтажа новых установок. В одну из таких поездок Павел Михайлович спросил: «Что вам еще нужно, чтобы сократить сроки пуска установки на 2 миллиона вольт?» — «Хорошо бы достать касторовое масло. Только надо его много — килограмм полтораста».
Через двое суток в лабораторию позвонил секретарь Зернова: «Вам прислали самолетом из Болгарии бочку касторового масла около 200 килограммов. Можете забрать его со склада». Так же оперативно решались другие вопросы снабжения. Павел Михайлович был в курсе всех работ в экспериментальных лабораториях.
Работы с закрытыми документами и материалами требовали внимания и аккуратности. Не всегда они проходили гладко. Памятный случай произошел в декабре 1949 года в отделе Виктора Александровича Давиденко. Один из научных сотрудников, закончив смену, завернул ответственную деталь размером с грецкий орех в алюминиевую фольгу и забыл убрать ее с лабораторного стола в сейф. Утром следующего дня уборщица приняла ее за конфетную бумажку и смахнула тряпкой в мусорную корзину. Мусор был затем отправлен в лес, на площадку для захоронения.
Мужчины отделов А. Александровича, В. Давиденко и А. Апина в сильный мороз, одетые в тулупы, тщательно и методически перебирали снег в районе захоронения. Только на третьи сутки поиски увенчались успехом.
Эта режимная история с хорошим концом так всех обрадовала, что начальники отделов, участвовавших в операции, устроили банкет в недавно открытом ресторане. Время было суровое — главному виновнику этой эпопеи грозил арест, если бы деталь не нашлась. В данном случае он отделался всего лишь выговором, подписанным Ю. Б. Харитоном. Кажется, это был единственный случай, когда наш научный руководитель сам подписал приказ о выговоре научному сотруднику.