Романтика нашей работы постоянно переплеталась с жизнью окружающих людей. Возникали самые неожиданные проблемы, решать которые надо было незамедлительно.
Эта удивительная история произошла много позднее, в 1978 году. Но вера в успех и высокая активность, характерные для первого этапа наших работ, сохранились и помогли спасти от неминуемой гибели молодую женщину.
Поначалу диагноз не казался трагическим. Приступы бронхиальной астмы бывали у Людмилы Г. и раньше. Она страдала этой коварной болезнью уже семь лет. Когда 21 февраля 1978 года Люда была доставлена в реанимационное отделение больницы, врачи констатировали состояние средней тяжести. Но гормоны и другие лекарства, назначаемые в подобных случаях, оказались малоэффективными. Грозные спутники болезни — приступы удушья, бронхит — не исчезали, а нарастали с каждым днем. Температура повысилась до 39°. Спустя двое суток больную подключили к аппарату «Искусственные легкие». Но и этот способ не дал ожидаемого улучшения. Несмотря на дополнительный массаж, поступление воздуха перестало прослушиваться сначала в нижних, а затем в средних долях легких.
К утру 26 февраля состояние еще более ухудшилось. Больная была без сознания. Электроэнцефалограф — аппарат, фиксирующий токи мозга,— писал ровную линию, лишь изредка прерываемую небольшими выбросами. Содержание кислорода в гемоглобине крови упало до катастрофически малого уровня — в четыре раза меньше нормы. Острое кислородное голодание — по медицинской терминологии гипоксическая кома — с часу на час приближало роковую развязку. Лишь совсем слабая реакция зрачков на свет говорила о теплящейся жизни. Смерть была совсем рядом. Вызвали родителей для прощания с дочерью.
Все, что произошло дальше, с полным основанием можно назвать чудом. В 9 часов утра 26 февраля я позвонил в отделение реанимации. К телефону подошел начальник отделения доктор Анатолий Борисович Семин и сказал, что Людмилу можно спасти, пожалуй, только если на время поместить ее в чистый кислород или в воздух, обогащенный кислородом при повышенном давлении. Но камер для такого лечения в больнице нот.
Мы решили своими силами попытаться срочным образом спроектировать и изготовить такую камеру. Прежде всего незамедлительно отправили в больницу большой полиэтиленовый мешок. Больную поместили в этот мешок, наполнили его чистым кислородом до давления в 1 атмосферу.
Тем временем начались срочные поиски деталей для барокамеры. Подходящие отрезки труб оказались в хозяйстве Самуила Борисовича Кормера. За 12 часов удалось соорудить камеру диаметром 63 сантиметра, длиной 2 метра. 27 февраля камера и вспомогательное оборудование были доставлены в реанимационное отделение больницы.
Мы хорошо представляли себе ответственность и сложность работы с такими камерами. Чтобы исключить загорание предметов, помещаемых в кислород, решили не вводить в камеру никаких проводов. Для наблюдения за больной на торцах были сделаны два окошка диаметром 15 сантиметров. В ночь с 27 на 28 февраля был проведен первый сеанс лечения в кислородной камере. Содержание кислорода в крови, измеренное сразу после сеанса, в 1,4 раза превысило норму.
28 февраля пришлось выдержать небольшое «сражение» по поводу использования неаттестованной камеры для лечения Люды. Мое заявление о том, что я имею право аттестовать сосуды высокого давления до 250 атмосфер, на медиков не произвело особого впечатления. «Мы должны действовать по инструкции министра здравоохранения»,— заявила администрация санитарного отдела. Однако в альтернативе — что важнее: соблюдение инструкции или жизнь человека — победил здравый смысл. Здесь большую помощь оказал заместитель главного врача по лечебной части — доктор Николай Андреевич Балдин. Вместе с А. Семиным он взял на себя ответственность за возможные последствия.
«Вытягивание» человека с того света оказалось делом трудным и продолжительным. Лишь после нескольких сеансов на электроэнцефалограмме появились альфа- и бета- ритмы, свидетельствующие о работе коры головного мозга. Больная начала выполнять по устной команде простейшие жесты. Потом начала писать корявыми буквами ответы на вопросы. Отпало главное беспокойство: кора функционировала нормально. Долго не возвращались глотательные рефлексы и речь. Только через две недели оказалось возможным «кормить» Люду с помощью трубки, введенной в желудок через нос. Говорить шепотом она начала лишь 12—13 марта. Полностью восстановилось сознание. Жизнь была спасена. Не стала сиротой шестилетняя Алла — дочь Люды. Не стал вдовцом муж.